картиной.
— А как же адреса? Да и тип пистолета совпадает с тем, которым был убит Мюллер. Для начала и это кое-что. Но может быть, элитный специалист ди Стефано имеет более солидные версии?
— Ну… — начала Флавия.
— Мне не интересны твои мысли. Ты здесь для того, чтобы помогать мне, если я тебя об этом попрошу. А твой приятель — всего лишь свидетель. Понятно?
Джонатан с мрачным интересом наблюдал за спектаклем, устроенным бывшим дружком Флавии. «Господи, что же Флавия могла находить в этом Фабриано? Хотя, наверное, он, глядя на меня, думает то же самое».
— Проще говоря: ты не знаешь, кто его убил, так? — перешла в наступление Флавия. — И почему? И каким образом с этим делом связана картина? Ты вообще ничего не знаешь.
— Мы все выясним, это не составит труда. Нужно просто как следует поработать, — уверенно заявил Фабриано.
— Хм-м… — прокомментировал Аргайл из своего угла. Не самый остроумный ответ, но ничего лучше ему не пришло в голову. От общения с полицейскими Джонатан всегда впадал в ступор. Он знал за собой эту особенность, отнюдь не восхищался ею, но ничего не мог с собой поделать.
После реплики Аргайла троица постояла некоторое время, обмениваясь многозначительными взглядами и действуя друг другу на нервы. Делу это нисколько не помогло. Наконец Флавия решила взять инициативу в свои руки и пообещала Фабриано, что сама примет у Джонатана заявление о картине. Если ему понадобится задать дополнительные вопросы мистеру Аргайлу, он может завтра ей позвонить.
В глазах Фабриано она прочитала, что, будь его воля, он не ограничился бы одними вопросами. Флавия выпроводила Аргайла за дверь и предложила Фабриано заняться своими делами, пообещав, в свою очередь, прислать ему копию протокола допроса Аргайла. Когда она была уже в конце коридора, Фабриано крикнул вдогонку, что за протоколом заедет сам. И пусть имеет в виду, что у него обязательно возникнут дополнительные вопросы. Очень много вопросов.
Навалившееся количество работы слегка вывело Флавию из равновесия, однако вечерние события почему-то вернули ей хорошее настроение. Ей уже надоело возиться с позолоченными кубками, похищенными из церкви, и допрашивать мелких воришек, специализирующихся на ювелирных изделиях. Довольно с нее всей этой ерунды. Впервые за много месяцев она сможет заняться мало-мальски серьезным делом.
Всю дорогу до офиса Флавия жизнерадостно напевала себе под нос какой-то бодрый мотивчик, и только когда они с Аргайлом вошли в кабинет, чтобы написать заявление и составить протокол допроса, она наконец умолкла и попыталась настроиться на официальный лад. Усадив Джонатана напротив себя, она начала дотошно расспрашивать его о том, какую роль он сыграл в этом деле. Думая о своем, она автоматически вела допрос и делала это настолько профессионально, что Аргайл невольно задергался; в последний раз она разговаривала с ним как представитель полиции несколько лет назад, и он уже подзабыл, какого страху она может нагнать на преступника и даже на простого свидетеля, сидя за пишущей машинкой. То обстоятельство, что он должен сообщать ей, Флавии, дату своего рождения, адрес и номер паспорта, ужасно его нервировало.
— Ты же знаешь мой адрес, — сказал он. — Он такой же, как у тебя.
— Не важно, ты все равно должен продиктовать его мне. Это официальное заявление. Или ты предпочитаешь иметь дело с Фабриано?
— Ну хорошо, — вздохнул он и продиктовал адрес. Дальше последовала утомительная процедура заявления: он рассказывал, а Флавия переводила его речь на бюрократический язык. Так, он не просто «заглянул к Делорме, продавцу картин», а «нанес деловой визит Делорме, торговцу картинами»; не «поехал на вокзал, чтобы сесть на поезд», а «проследовал к железнодорожному вокзалу, намереваясь вернуться в Рим»; фраза «какой-то мошенник чуть не уволок у меня из-под носа картину» преобразовалась в обтекаемое предложение «вышеупомянутая мною неизвестная персона предприняла попытку скрыться с означенной картиной».
— Итак, вы сели на поезд и приехали в Рим. На этом все закончилось?
— Да.
— Прискорбно, что вы не заявили о случившемся во французскую полицию. Тем самым вы сильно упростили бы жизнь и себе, и всем нам.
— Всем нам было бы еще проще, если бы я никогда не видел этой картины.
— Верно.
— Но еще менее я желал бы видеть эту тварь Фабриано. И что только ты в нем находила?
— В Джулио? Да он не так уж и плох, если честно, — рассеянно бросила Флавия. Сама того не замечая, она попыталась защитить бывшего приятеля. — Он, например, очень занимательный собеседник — веселый, живой, с чувством юмора… Если бы не собственнический инстинкт, он был бы отличным парнем.
Аргайл снова не нашел ничего лучшего, как многозначительно хмыкнуть, выражая тем самым сильное сомнение в вышеупомянутых достоинствах означенного господина.
— Но мы ведь здесь не для того, чтобы поговорить о друзьях моей юности, — заметила Флавия. — Теперь мне все это нужно перепечатать. Посиди несколько минут тихо.
Аргайл приклеился к стулу и со скукой наблюдал, как она, прикусив язык и нахмурив брови, стучит по клавишам машинки, стараясь сделать как можно меньше ошибок.
— Теперь про Рим, — сказала она, и все опять пошло по кругу. Через час она вытащила листок из машинки и вручила его Джонатану.
— Перечитай, убедись, что с твоих слов все записано верно и полностью, — проговорила она официальным тоном. — Но даже если неверно, все равно подписывай — я не собираюсь перепечатывать еще раз.
Он состроил ей гримасу и прочитал протокол допроса. Конечно, там были кое-какие упущения, но, по его мнению, незначительные. В целом запись соответствовала определению «верно и полностью». Аргайл расписался в нужном месте и вернул листок Флавии.
— Ух, слава Богу, с этим покончили, — с облегчением вздохнула она. — Чудесно, мы быстро управились.
Брови Аргайла поползли вверх.
— Сколько же времени на это уходит обычно?
Он взглянул на часы. Они показывали почти десять: значит, прошло уже больше двух часов.
— О-о, многие часы. Ты не поверишь. Ладно, пойдем к Боттандо. Он ждет нас.
Он ждал их мирно и терпеливо, уставившись в потолок. На столе у него было разбросано множество разнообразных документов. Первым его побуждением, когда на горизонте нарисовался Фабриано, было поехать на место происшествия самому и решительно взять расследование в свои руки. Однако была причина, удержавшая его от этого шага. Делом уже успели заняться их вечные соперники карабинеры. Приезд генерала вызовет у них раздражение, и тогда уж не жди, что они станут делиться добытой информацией. Лучше послать к ним рядового сотрудника вроде Флавии. Правда, ее кандидатура тоже была не самой удачной, поскольку в дело оказался замешан ее английский друг.
Отправив Флавию на выезд, Боттандо попытался навести справки о картине, с которой начались неприятности. Если она краденая и дружок Флавии помог переправить ее в Италию, то вопрос ясен: синьора ди Стефано не сможет заниматься расследованием. Боттандо представил себе газетные заголовки, недовольные лица начальства, злорадные улыбки своих многочисленных завистников, которые мгновенно распространят слух о том, что Боттандо поручил расследование тяжкого преступления сотруднице, сожительствующей с членом банды.
А с другой стороны, что он скажет Флавии? Если он передаст дело кому-нибудь другому, ее реакция будет предсказуемой и весьма бурной. Если же оставить все как есть…
Дилемма. Кругом сплошная неопределенность, и в любом случае он окажется виноват. Боттандо ужасно не любил находиться в подвешенном состоянии. Долгожданный звонок из Парижа вопреки ожиданиям не внес никакой ясности, а лишь еще больше замутил воду.
Краденая картина или нет? Казалось бы, простой, ясно сформулированный вопрос, предполагающий