закрыты, а в парикмахерской убирали инструменты две запыхавшиеся девушки, которые ничего не знали и с нетерпением ждали шефа. По их словам, он вышел куда-то на минуточку. Действительно, через некоторое время шеф появился.
— Чем могу служить, герр комиссар? — любезно осведомился он.
— Вы сегодня не видели эту женщину? — спросил Вольман и показал фотографию Райн.
Парикмахер внимательно посмотрел на фотографию, наморщив лоб так, что казалось, он вот-вот лопнет.
— Сожалею… — через минуту ответил он.
Вольман пошел к выходу, но внезапно повернулся и добавил:
— Вам известно, что дача ложных показаний преследуется законом? Речь идет о серьезном случае. Эта женщина ссылается на вас… Ее обвиняют в том, что она на своей машине сбила человека, а она утверждает, что именно в это время была у вас…
— А в какое время, герр комиссар? — быстро отреагировал парикмахер.
— Во время грозы…
— Так, после пяти часов, — перебил его парикмахер и, задумавшись, склонил голову. Потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и вскрикнул: — Ну конечно, здесь была одна женщина! Разрешите-ка взглянуть на фотографию еще раз. — Парикмахер подошел поближе к свету и уставился на фотографию. — Конечно, конечно… — затараторил он и взглянул на комиссара. — Эта женщина действительно была здесь в то время… только на фотографии она блондинка, а я сделал из нее брюнетку.
Комиссар Вольман глубоко вздохнул:
— Вы можете подтвердить это под присягой?
— Разумеется, герр комиссар, — ответил парикмахер, — это чистая правда. Я сразу ее не узнал… — Парикмахер улыбнулся и развел руками: — Нотариус, священник, врач и парикмахер — профессии, имеющие свои тайны, герр комиссар… но, конечно, если речь идет о таком серьезном деле, я должен содействовать закону.
— И правильно делаете, — сказал Вольман и вышел.
В своем кабинете он подготовил новый словесный портрет Райн и передал его ночной смене. Потом позвонил по телефону Йохену Ноймайеру, сообщил о ходе следствия и удовлетворенно потянулся в кресле.
25
Полковник Говард сделал все, что от него требовалось, и теперь ему оставалось лишь ждать результатов. Он сидел на вилле у телевизора рядом с молчаливым Браудером и скучал.
— Что бы вы сказали, Гарри, — внезапно проговорил полковник, — если бы мы вышли прогуляться?
Браудер кивнул, и полковник продолжал:
— Я думаю, можно и пропустить по рюмочке… Поищите какое-нибудь кафе.
Браудер перелистал несколько газет. И то, что он выбрал бар «Романе», было неслучайно: его реклама оказалась самой броской.
— Ну что ж, посмотрим, — согласился Говард.
Через час они уже ужинали в отдельном кабинете роскошного бара, отличавшегося умеренными ценами, отличным обслуживанием с иголочки одетых официантов и толпой экстравагантных девиц, очевидно, являвшихся одним из компонентов интерьера.
— Какое мнение у вас сложилось о Штрайтцере? — спросил Говард, отодвигая тарелку.
— Я не люблю немцев, сэр, — коротко ответил Браудер.
— Вот как? — удивился Говард. — Как же вы пришли к этому?
— Просто не люблю. — Браудер замолчал и внимательно посмотрел в сторону стойки бара, к которой в этот момент подошел как всегда одетый в пурпурный смокинг Дин Пауэлл, беседуя с заискивающей перед ним платиновой блондинкой.
Говард перехватил взгляд Браудера и усмехнулся:
— Однако немки не гладят вас против шерсти, не так ли?
— А что здесь делает…
— То же самое, — перебил его полковник, — что делают эти дамы во всех барах мира.
— Я не имею в виду девицу, сэр. Я говорю о парне, который болтает с ней.
Говард еще раз взглянул на стойку:
— Он выглядит как эстрадный певец или что-то в этом роде. Вы его знаете, Гарри?
— Да, сэр. Это английский агент Дин Пауэлл.
— Он вас тоже знает?
— Конечно… Мы познакомились с ним на Ближнем Востоке.
В этот момент Дин Пауэлл повернулся, заметил, что Браудер смотрит на него, поправил галстук- бабочку, при этом показав на выход, и, оставив свою собеседницу у стойки бара, направился в коридор.
— Пойти за ним? — спросил Браудер.
— Разумеется, — кивнул Говард.
Пауэлл ждал Браудера в конце длинного коридора у туалетных комнат.
— Рад вас видеть, — дружески приветствовал он капитана.
— Взаимно…
— По-прежнему тянете лямку?
— А вы?
Пауэлл улыбнулся и предложил Браудеру сигарету. Оба закурили и с минуту помолчали.
— У меня есть для вас информация, — сказал Пауэлл.
— Сколько?
— Пять тысяч…
— Пять тысяч долларов — это куча денег, дружище, — проговорил Браудер. — Это вам могло бы испортить репутацию.
— У меня создается впечатление, — вежливо продолжал хозяин бара «Романе», — что я порчу себе репутацию, предлагая вам информацию, которая могла бы уберечь вас от позора и сэкономить вам более крупную сумму, за какие-то пять тысяч, дружище.
— А не могли бы вы намекнуть, к чему относится ваша информация?
— Фирма ТАНАСС… — коротко обронил Пауэлл.
Браудер на мгновение задумался, но англичанин не дал ему времени на раздумье:
— Буду ждать вас в своем кабинете в течение получаса… Этот бар принадлежит мне, если вы этого не знали, дружище.
— Я в кармане сейф не ношу, — заворчал Браудер. — Могу вернуться приблизительно через час.
— В таком случае я подожду, — сказал Пауэлл, отбросил сигарету, тщательно вытер пальцы белоснежным платком и поднялся по лестнице.
Когда Браудер передал Говарду содержание своей беседы, полковник долго не раздумывал:
— Это надо сделать, Гарри!
Браудер выполнил его распоряжение, и через час Говард знал немногим меньше, чем Ноймайер. Полковник узнал, что второй человек филиала американской секретной службы в Мюнхене, Петр Галва, уже почти полгода встречается с агентом чехословацкой секретной службы, ранее известной под именем Сузаны Карпентье.
26
