В Стамбуле недалеко от Галатского моста прогуливались Галва, Торанце, Крайски и Сантанелли. С любопытством рассматривали они шумный морской паром, связывающий европейскую часть города с азиатской, называемой Ускюдар. Если спутники Галвы ничем не отличались от оживленных туристов, то сам он был необычайно молчалив.
— Вы, кажется, немного не в себе, дружище? — обратился к нему Торанце.
— Не переношу самолеты, — улыбнулся Галва. — До сих пор не могу прийти в себя.
Это было правдой только частично, потому что то главное, что его беспокоило, не имело ничего общего с аллергией на воздушные перелеты.
— А что, если пропустить по стаканчику без содовой, шеф? — предложил Крайски, для которого английский язык представлял непреодолимую трудность, поэтому он с большим удовольствием перешел на немецкий.
Это задело Торанце, и он заметил:
— Не могли бы вы говорить так, чтобы я вас понимал?
— Ну конечно… — заворчал Крайски. — В этой операции меня может свести с ума, кажется, только английский язык.
Сантанелли сразу же вмешался:
— Это неэтично. Мы с мистером Торанце тоже спокойно могли бы изъясняться на итальянском, — заметил он на таком же плохом английском, как и Крайски.
— Да, вполне могли бы, — согласился с ним Торанце, — только я не знаю, что бы вы по этому поводу сказали.
Но Крайского это не интересовало. Взглянув на часы, он проговорил:
— Меня уже ждет агент.
— Это далеко? — спросил Торанце.
Крайски указал прямо перед собой:
— Это здесь, на улице Кеманкес.
— Тогда вперед, Крайски! — приказал ему Галва. — Мы за вами!
Крайски послушно двинулся, остальные — за ним. У дверей небольшой кофейни на улице Кеманкес прохаживался турок, одетый в белый костюм. Оглядевшись вокруг и увидев Крайского, он пошел ему навстречу, и они оба исчезли в кофейне.
Галва подтолкнул Сантанелли:
— Посмотрите-ка там…
Сантанелли утвердительно кивнул, но Торанце остановил его, заметив:
— Сложность заключается в том, что первый вариант нашей операции, собственно, зависит от этого турка…
Галва понял его намек:
— Вы хотите с ним переговорить?
— Это идея! — ответил Торанце и вошел в кофейню.
— Осторожный синьор, не правда ли? — заметил Сантанелли после его ухода. — Никому не верит.
Галва только пожал плечами — эти гангстерские замашки начинали действовать ему на нервы.
— Сразу видно, соображает… — упрямо твердил Сантанелли, и можно было заметить, что он необычайно горд за своего земляка.
Торанце и Крайски вышли из кофейни через полчаса.
— Готово… — с удовлетворением констатировал Крайски.
Галва взглянул на Торанце:
— У вас есть какие-нибудь замечания?
— Он выглядел именно так, как я его представлял, — улыбнулся тот.
— Не знаю, — немного возбужденно проговорил Галва, — каким вы его себе представляли, однако ходили вы для того, чтобы убедиться, способен ли он сделать то, что нам нужно.
Торанце нахмурил брови и хрустнул суставами пальцев:
— Он обещал… А вообще, я был бы очень рад, если бы последствия перелета у вас уже прошли, дружище.
— Речь идет не о воздушных путешествиях, — перебил его Галва, — а о том, чтобы вы наконец поняли, кто руководит операцией!
Торанце спокойно кивнул:
— Вы… Но я не люблю, когда меня окружают чересчур нервные люди.
Галва должен был согласиться с ним, потому что чувствовал, что ведет себя неразумно. И главное, не то, что он говорил, а то, что с момента приземления в Стамбуле он казался слишком возбужденным.
— Турок приготовил для нас автомашину за углом, — вмешался в их разговор Крайски. — Документы и ключи у меня в кармане. Вы сами сядете за руль, шеф?
— Что за тачка? — спросил Галва.
— «Шевроле»… И вроде бы в порядке…
Галва утвердительно кивнул, взял у Крайского ключи и документы.
— У людей не всегда есть настроение петь песни, — примирительно обратился он к Торанце.
— Ну конечно, — согласился тот, — жаль только, что вам не повезло именно в этом городе.
А Галва думал о том, что именно в этом городе должна решиться его судьба — судьба чехословацкого разведчика.
Чем ниже опускалась на город ночь, тем больше усилий требовалось от Галвы, чтобы скрыть охватившее его смятение. Он оказался в тупике и не мог найти выхода из него. Если операция с инженером Машитой удастся — а поводов сомневаться в этом не было, — то перед ним откроется путь в американскую секретную службу. Тогда он достиг бы цели, о которой ни он, ни его пражские друзья не могли даже мечтать. Но какой ценой он заплатит за это? Он не знал, кто такой Машита, он знал только, какой интерес представляет этот Машита для американской секретной службы. В конце концов он пришел к выводу, что интерес к чехословацкому инженеру очень большой, потому что полковник Говард никогда по мелочам не играл. Следовательно, он, Галва, должен сделать все возможное, чтобы операция провалилась. Однако таким образом он захлопывал перед собой дверь. Но самое обидное заключалось в том, что он пока не знал, как эту дверь захлопнуть. Он знал, как провести операцию, но как ее провалить…
Галва мог справиться с Сантанелли и Крайским, но здесь был еще Торанце. Однако он не подозревал, что Торанце не единственный, кто стоит у него за спиной…
Недалеко от моста Ататюрка, в полупустом холле отеля, сидел Кларк и с улыбкой слушал стамбульского резидента американской секретной службы Сэма Робертса.
— Все будет подготовлено, можете быть спокойны, — оглядевшись вокруг, сказал Роберте. — Многое будет зависеть от того, какой вариант плана вы используете.
Кларк слегка усмехнулся:
— А вы?
— Буду ждать вас в порту.
— Тогда замечательно… — Кларк встал и, не прощаясь, вышел из отеля к своей машине, где его ждали два агента.
— Наконец-то… — проговорил один из них, но Кларк не обратил внимания на это замечание. Он завел машину и помчался по улицам ночного Стамбула к аэропорту.
27
Гроза пронеслась, и ночное небо над Мюнхеном засветилось множеством мерцающих звезд. Однако атмосфера в кабинете директора фирмы ТАНАСС напоминала предгрозовую. Как только Браудер сообщил Говарду информацию, переданную ему Пауэллом, полковник сразу же уехал из бара и разбудил
