всевозможных гадостей и мерзостей, как на меня сейчас же пошли доносы и изветы, но я дал себе слово биться до конца - пусть даже ссылают меня за то в Сибирь, ибо без благоприятного ответа вашего на последнее письмо мое - мне решительно это все равно. 'Я плыву и плыву через мглу на скалу и сложу мою главу неоплаканную!' Помните эти стихи, которые я читал вам еще в юности? Жду вашего письма'.
XVI
РАЗБОЙНИКИ
Первое намерение начальника губернии было, кажется, допечь моего героя неприятными делами. Не больше как через неделю Вихров, сидя у себя в комнате, увидел, что на двор к ним въехал на ломовом извозчике с кипами бумаг солдат, в котором он узнал сторожа из канцелярии губернатора.
- Дело, ваше благородие, привез к вам, - сказал тот, входя к нему в комнату.
- Как, дело привез? - спросил с удивлением Вихров.
- Больно, дьявол, велико оно; позвольте, ваше благородие, таскать его в горницу.
- Таскай, - сказал Вихров.
Солдат сначала притащил один том, потом другой, третий и, наконец, восемь.
- Какое же это дело? - спросил Вихров.
- Все вот этих разбойников; десять раз уж я таскаю его к разным господам чиновникам.
Вихров взял из рук солдата предписание, в котором очень коротко было сказано: 'Препровождая к вашему благородию дело о поимке в Новоперховском уезде шайки разбойников, предписываю вам докончить оное и представить ко мне в самом непродолжительном времени обратно'.
- Это, ваше благородие, все уголовная палата делает, - толковал ему солдат, - велико оно очень - и, чтобы не судить его, она и перепихивает его к нам в канцелярию; а мы вот и таскайся с ним!.. На свой счет, ваше благородие, извозчика нанимал, ей-богу, - казначей не даст денег. 'Неси, говорит, на себе!' Ну, стащишь ли, ваше благородие, экого черта на себе!
Вихров сжалился над бедным сторожем и заплатил за извозчика.
- Дай бог только, ваше благородие, последний раз уж его таскать-с, сказал тот и ушел.
Вихров принялся читать препровожденные к нему восемь томов - и из разной бесполезнейшей и ненужной переписки он успел, наконец, извлечь, что в Новоперховском уезде появилась шайка разбойников из шестнадцати человек, под предводительством атамана Гулливого и есаула Сарапки, что они убили волостного голову, грабили на дорогах, сожгли фабрику одного помещика и, наконец, особо наряженной комиссиею были пойманы. В деле (как увидел Вихров, внимательно рассмотрев его) не разъяснено было только одно обстоятельство: крестьянка Елизавета Семенова показывала, что она проживала у разбойников и находилась с ними в связи, но сами разбойники не были о том спрошены.
Вихров в ту же ночь поехал в Новоперхов, где разбойники содержались в остроге; приехав в этот городишко наутре, он послал городничему отношение, чтобы тот выслал к нему за конвоем атамана Гулливого, есаула Сарапку и крестьянку Елизавету Семенову, а сам лег отдохнуть на диван и сейчас же заснул крепчайшим сном, сквозь который он потом явственно начал различать какой-то странный шум. Он взмахнул глазами; перед ним, у самой почти головы его, стоял высокий мужик, с усами, с бородой, но обритый и с кандалами на руках и на ногах. Вихров сейчас же догадался, что это был атаман разбойничий. Он поспешил приподняться с дивана и поотодвинуться от него.
- Крепко же вы, барин, спали, - проговорил разбойник с улыбкой.
Вихров всмотрелся повнимательнее в его лицо: оно было желтоватое, испещренное бороздами, по выражению умное, но не доброе. Впрочем, упорный взгляд сероватых изжелта глаз скорей обнаруживал твердый характер, чем жестокость.
- Ты - атаман Гулливый? - спросил его Вихров.
- Атаман самый и есть, - отвечал тот.
- Что же, ты не убить ли уж меня собирался? - пошутил Вихров, видя, что Гулливому достаточно было сделать одно движение руками в кандалах, чтобы размозжить ему голову.
- Пошто мне вас убивать, чтой-то, господи! - произнес атаман.
Вихров решился расспросить его о том, чего решительно не было в деле.
- Отчего и каким образом ты в разбойниках очутился? - спросил он его.
- По ненависти к голове.
- Да ты казенный?
- Казенный! Всю семью он нашу извел: сначала с родителем нашим поссорился; тот в старшинах сидел - он начет на него сделал, а потом обчество уговорил, чтобы того сослали на поселенье; меня тоже ладил, чтобы в солдаты сдать, - я уже не стерпел того и бежал!
- За что же он так преследовал вас?
- За то самое, что родитель наш эти самые деньги вместе с ним прогулял, а как начали его считать, он и не покрыл его: 'Я, говорит, не один, а вместе с головой пил на эти деньги-то!' - ну, тому и досадно это было.
- Как же ты бежал и куда?
- На Волгу бурлаком ушел; там важно насчет этого, сколько хошь народу можно уйти... по пословице: вода - сама метла, что хошь по ней ни пройди, все гладко будет!
- Как же ты шайку-то потом собрал?
- Да я уж на Низовье жил с год, да по жене больно стосковался, - стал писать ей, что ворочусь домой, а она мне пишет, что не надо, что голова стращает: 'Как он, говорит, попадется мне в руки, так сейчас его в кандалы!..' - Я думал, что ж, мне все одно в кандалах-то быть, - и убил его...
- Ну, и убил бы! Зачем же разбойничал потом?
- Как же убьешь его без разбою-то? В селение к нему прийти - схватят, в правлении он сидит со стражей; значит, на дороге надо было где-нибудь поймать его, а он тоже ездил парой все, с кучером и писарем; я шайку и собрал для того.
- Однако по делу видно, что ты одного его встретил.
- Да уж это случайно так вышло: я в селение-то свое пришел узнать, что когда он приедет, а тут мне и говорят, что он сам у нас в деревне и будет ворочаться домой. 'А кто, я говорю, с ним?' - 'Всего, говорят, один едет!' Я думал - что времени медлить, вышел сейчас в поле, завалил корягой мост, по которому ему надо было ехать, и стал его ждать тут. Он едет пьяный, еле сидит в телеге-то, я сейчас взял его лошадь под уздцы. Он как взмахнул на меня глазами-то, сейчас признал, - слух тоже был уж про нас, что мы пошаливаем в окрестностях, - взмолился мне: 'Отпусти, говорит, душу на покаяние!' Я говорю: 'Покайся, это твое дело, а живого уж не отпущу'. Перекрестился он раза три - и затем я его застрелил из винтовки.
- А больше ты никого не убивал?
- Больше из своих рук никого... и всегда даже ругал других, ежели кто без надобности кровь проливал.
- Где ж ты приставал с шайкой? - спросил Вихров.
- Да сначала хутор у одного барина пустой в лесу стоял, так в нем мы жили; ну, так тоже спознали нас там скоро; мы перешли потом в Жигулеву гору на Волгу; там отлично было: спокойно, безопасно!
- Чем же?
- Тем, что ни с которой стороны к той горе подойти нельзя, а можно только водою подъехать, а в ней пещера есть. Водой сейчас подъехали к этой пещере, лодку втащили за собой, - и никто не догадается, что тут люди есть.
- Но и к вам точно так же водой могли подъехать?
- Тогда у нас земляной ход был вырыт совсем в другую сторону и дерном закрыт! Там нас никогда не словили бы; сыро только очень было жить, и лихорадка со многими стала делаться.
- Где же вас поймали?
- В кабаке! За вином всего в третий раз с Сарапкой пришли, - тут и захватили, а прочую шайку взяли уж по приказу от Сарапки: он им с нищим рукавицу свою послал - и будто бы приказывает, чтобы они выходили в такое-то место; те и вышли, а там солдаты были и переловили их.
