Тот вошел и никакого, в противоположность атаману, внимания не обратил на Лизавету.
- Ты знаешь ее? - спросил его Вихров.
- Нет, - отвечал Сарапка, не глядя на Лизавету.
- Вот видишь, и этот говорит, что тебя не знает.
- Да хоть бы они все говорили, - не сказывают, запираются.
Атаман усмехнулся.
- Есть нам из-за чего запираться-то, - начал он, - ну, коли ты говоришь, что у нас была, - где же ты у нас была?
- В лесу! - отвечала Лизавета.
- Да ведь лес велик! Кое место в лесу?
- На хуторе барском!..
Атаман с удивлением пожал плечами, а Сарапка при этом только исподлобья на нее взглянул.
- Что ж ты делала у них? - спросил уж ее Вихров.
- Пила, разговаривала с ними.
- О чем?
- Они спрашивали, кои у нас мужики богаты, чтобы ограбить их; я им сказывала.
- А они что тебе рассказывали?
- Рассказывали, что бабу около нашего селенья убили.
- Было это? - спросил Вихров атамана.
- Было, точно-с. Вон он и убил! - отвечал атаман, показывая головой на Сарапку.
- Так ты стоишь на своем, что была с разбойниками в согласии? - спросил Вихров Лизавету.
- Стою, - отвечала та.
- А вы стоите, что не была? - прибавил он разбойникам.
- Стоим-с, - отвечал атаман.
- Ну, хорошо, - сказал Вихров и разбойников велел опять вывести, а Лизавету оставить.
Несколько времени он смотрел ей в лицо; она стояла и как бы усмехалась.
- Послушай, - начал он, - зачем ты наговариваешь на себя? Если ты мне не скажешь причины тому, я сейчас же тебя из острога выпущу и от всякого дела освобожу.
Лизавета побледнела.
- Да как же вы меня выпустите, коли я сама говорю?
- Это ничего не значит: твои слова не подтверждаются.
- А коли скажу, вы не выпустите меня? - спросила Лизавета.
- Если скажешь, не выпущу!
- Мне в Сибирь хочется уйти - вот зачем! - отвечала Лизавета, и у нее вдруг наполнились глаза слезами.
- Зачем же тебе в Сибирь уйти хочется?
- Чтобы с мужем не жить!
- А ты не любишь его?
- Нет, по неволе я выдана.
- Ну, да ты так бы куда-нибудь от него отпросилась.
- Не пускает, все лезет ко мне: вот и в острог теперь все ходит ко мне. А что, сударь, коли я в Сибирь уйду, он никогда уже не может меня к себе воротить?
- Никогда.
Лицо Лизаветы окончательно просияло.
- И ты твердо и непременно решилась уйти от него?
- Еще бы не твердо, а не то руки на себя наложу.
- И никогда не раскаешься в том, что сделала это?
- Николи! Мне вот говорят, что наказывать меня будут, - да пусть себе наказывают. Лучше временное претерпеть мучение, чем весь век маяться.
Вихров пожал плечами и стал ходить по комнате.
- Вот видишь, - начал он, - я не имею права этого сказать, но ты сама попроси атамана, чтобы он тебя оговорил; я вас оставлю с ним вдвоем.
Сказав это, он снова велел ввести атамана, а сам, будто бы случайно, вышел в другую комнату.
Он слышал, что Лизавета что-то долго и негромко говорила атаману, а когда, наконец, разговор между ними совершенно прекратился, - он вошел к ним. Лицо у Лизаветы было заплакано, а атаман стоял и грустно усмехался.
- Что вы, столковались ли? - спросил Вихров.
- Да теперь точно что, - отвечал атаман с прежней усмешкой, припомнил, она была у нас.
- И вести вам давала?
- Давала и вести.
- И вы ей о разбоях рассказывали?
- Рассказывали.
- И ты начальству об том никому не объявляла?
- Не объявляла-с, - отвечала Лизавета.
Вихров все это записал.
- Ну, теперь крепко; смотри, - прибавил он Лизавете, - не раскайся и не попеняй после на нас.
- О, нет-с, сударь, как это возможно! - возразила Лизавета. - Благодарю только покорно!.. Благодарю и вас оченно! - прибавила она уже с некоторым кокетством и атаману.
Тот покачал только головой.
- Баба-то что оно значит, удивительная вещь, право! - проговорил он.
Отпустив затем разбойников и Лизавету, Вихров подошел к окну и невольно начал смотреть, как конвойные, с ружьями под приклад, повели их по площади, наполненной по случаю базара народом. Лизавета шла весело и даже как бы несколько гордо. Атаман был задумчив и только по временам поворачивал то туда, то сюда голову свою к народу. Сарапка шел, потупившись, и ни на кого не смотрел.
Всем им народ беспрестанно подавал: кто копейку, кто калач. Гарнизонные солдаты шли за преступниками, ковыляя и заплетаясь своими старческими ногами.
XVII
БЕГУНЫ
Дня через три Вихров опять уже ехал по новому поручению, в тарантасе, с непременным членом земского суда.
Губернатор послал его в этот раз на довольно даже опасное поручение: помощник его, непременный член суда (сам исправник схитрил и сказался больным), был очень еще молодой человек, с оловянными, тусклыми глазами и с отвислыми губами.
- Лес этот, где мы будем отыскивать бегунов, большой? - спросил его Вихров.
- Больсой-с, я думаю-с! - просюсюкал член суда.
- Что ж, нам надобно будет взять народу, мужиков?
- Возьмем-с, я сбегаю-с.
Вихров больше и говорить с ним не стал, видя, что какого-нибудь совета полезного от него получить не было возможности; чем более они потом начали приближаться к месту их назначения, тем лесистее делались окрестности; селений было почти не видать, а все пошли какие-то ровные поляны, кругом коих по всему горизонту шел лес, а сверху виднелось небо.
- Ты Поярково-то самое знаешь? - спросил Вихров кучера, посмотрев в предписание, в котором было сказано, что бегуны укрываются в лесах близ деревни Поярково.
- Знаю-с, - отвечал тот.
