бытию в себе, составляет его полноту. Определение указывает на то, что то, чем нечто бывает в себе, также есть в нем.
Определение человека есть мыслящий разум: мышление есть вообще его простая определенность; которою он отличается от животного; он есть мышление в себе, поскольку оно отличается также от его бытия для другого, от его собственной природности и чувственности, которыми он непосредственно связывается с другим. Но мышление есть также в нем; человек сам есть мышление, он есть там, как мыслящий, оно есть его существование и действительность; и далее, поскольку оно есть в его существовании, а его существование в мышлении, оно конкретно, должно быть понимаемо, как содержательное и полное, оно есть мыслящий разум, и в этом смысле — определение человека. Но опять-таки самое это определение есть лишь в себе, как долженствование (Sollen), т. е. оно с тою полнотою, которая сращена с его бытием в себе, вообще в форме бытия в себе, противоположно несращенному с ним существованию, которое есть еще лишь внешним образом противостоящая, непосредственная чувственность и природа.
2. Наполнение бытия в себе определенностью вместе с тем различно от той определенности, которая есть лишь бытие для другого, и остается вне определения. Ибо в области качественного непосредственное, качественное бытие остается противоположно различениям и в их состоянии снятия. То, что нечто имеет в нем, таким образом разделяется, и с этой стороны есть внешнее существование нечто, которое есть также его существование, но не принадлежит к его бытию в себе. Такая определенность есть состояние {62}(Beschaffenheit). Находящееся в том или ином состоянии нечто подвержено внешним влияниям и отношениям. Это внешнее отношение, от коего зависит состояние и определение чрез некоторое другое, является, как нечто случайное. Но качество нечто в том и состоит, чтобы быть преданным внешности и испытывать состояние.
Поскольку нечто изменяется, изменение касается состояния; оно есть в нечто то, что становится другим. Оно (нечто) само сохраняется в изменении, которому подвергается лишь эта непостоянная поверхность его инобытия, а не его определение.
Итак, определение и состояние различны между собою; нечто по своему определению безразлично относительно своего состояния. Но то, что нечто имеет в нем, и есть связывающий их средний термин этого умозаключения. Между тем, бытие в нечто оказалось, напротив, распадающимся на эти две противоположности. Простая середина есть определенность, как таковая; к ее тожеству принадлежат и определение и состояние. Но определение само переходит в состояние, и наоборот. Это явствует из предыдущего, и связь мыслей ближайшим образом такова: поскольку то, чем нечто бывает в себе, есть также в нем, оно причастно бытию для другого; стало быть, определение, как таковое, тем самым подпадает отношению к другому. Определенность есть также и момент, но содержат вместе с тем качественное различие, состоящее в том, что она отлична от бытия в себе, есть отрицание нечто, другое относительно него существование. Эта таким образом вобравшая в себя другое определенность, соединенная с бытием в себе, вносит в него или в определение инобытие, вследствие чего определение понижается до состояния. Наоборот, бытие для другого, положенное как состояние, изолированно и для себя, есть в нем то же, что другое, как таковое, другое в нем самом, т. е. другое себя самого; но таким образом оно есть относящееся к себе самому существование, т. е. бытие в себе с некоторою определенностью, следовательно, определение. Вследствие того, поскольку оба (состояние и определение) должны быть также удержаны одно вне другого, то состояние, хотя оно обосновано в некотором внешнем, вообще в другом, оказывается также зависящим от определения, и внешняя определенность определяется, вместе с тем, чрез собственную, имманентную определенность нечто. Но далее состояние принадлежит к тому, что нечто есть в себе; с изменением состояния и нечто изменяется.
Это изменение нечто уже не есть первое его изменение просто по его бытию для другого; первое изменение было изменением лишь сущего в себе, принадлежащим внутреннему понятию; теперь же изменение также положено в нечто. Само нечто получает дальнейшее определение, и отрицание полагается, как имманентное ему, как его развитое бытие внутри себя (Insichseyn).
Прежде всего взаимный переход определения и состояния есть снятие их различия, чрез что вообще положено существование или нечто; и по{63}скольку оно есть результат этого различия, которое обнимает собою также качественное инобытие, оказываются два нечто, но не вообще другие одно относительно другого, не так, чтобы это отрицание было еще отвлеченным и зависело от сравнения, а так, что оно уже стало имманентным для нечто. Они, как существующие, безразличны одно относительно другого, но это их утверждение уже не непосредственное, каждое относится к самому себе чрез посредство снятия инобытия, которое — в определении — рефлектировано в бытие в себе.
Нечто относится, таким образом, из самого себя к другому, так как инобытие положено в нем, как его собственный момент; его бытие внутри себя включает в себе отрицание, чрез посредство которого оно вообще имеет свое утвердительное существование. Но от последнего другое также качественно отличено и тем самым положено вне нечто. Отрицание своего другого есть самое качество нечто, ибо оно есть нечто, лишь как это снятие своего другого. Тем самым собственно другое само вступает в противоположность с некоторым существованием; первому нечто другое противополагается лишь внешним образом, но поскольку они в действительности просто, т. е. по самому своему понятию, взаимно связаны, их связь состоит в том, что существование перешло в инобытие, нечто в другое, и таким образом нечто, как и другое, есть другое. Поскольку же бытие внутри себя есть небытие содержащегося в нем инобытия, но вместе с тем отличается, как сущее, то нечто само есть отрицание, прекращение другого в нем; оно положено, как относящееся к нему отрицательно и тем самым сохраняющее себя; это другое, бытие внутри себя нечто, как отрицание отрицание, есть его бытие в себе, а вместе с тем это снятие есть в нем простое отрицание, именно отрицание внешним образом другого относительно него нечто. Это есть некоторая его определенность, которая тожественна с бытием внутри себя нечто, как отрицанием отрицания, а также, поскольку эти отрицания взаимно противоположны, как разные нечто, она из них самих связывает их, а равно, отрицая каждое от другого, взаимно отделяет их — граница (Grenze).
3. Бытие для другого есть неопределенное, утвердительное общение нечто с его другим; в границе же выдвигается небытие для другого, качественное отрицание другого, которое тем самым отстраняется от рефлектированного в нем нечто. Следует обратить внимание на развитие этого понятия, обнаруживающее себя впрочем скорее, как запутанность и противоречие. Последнее вместе с тем проявляется в том, что граница, как рефлектированное в себя отрицание нечто, идеализованно содержит в себе моменты нечто и другого, и они же, как различенные моменты, вместе с тем положены в сфере существования, как реальные, качественно различные.
?. Таким образом нечто есть непосредственно относящееся к себе существование и имеет границу прежде всего в отношении к другому, которая есть небытие другого, а не самого нечто; последнее в своей границе {64}ограничивает свое другое. Но другое само есть вообще нечто; следовательно граница, которую имеет нечто в отношении к другому, есть граница другого, также как нечто, граница того, чем отстраняет от себя первое нечто, как свое другое, т. е. она есть небытие этого нечто; таким образом она есть не только небытие другого, но небытие как того, так и другого нечто, небытие нечто вообще.
Но она есть также существенно небытие другого, так что нечто вместе с тем есть вследствие своей границы. Поскольку нечто есть ограничивающее, оно, правда, низводится к тому, чтобы самому быть ограниченным; но его граница, как прекращение другого в нем, есть вместе с тем сама лишь бытие нечто; последнее есть посредством нее то, что оно
