площади, а ты так и будешь таращиться на мир незрячими глазами. Разве ты поймешь, что творится в душе, когда дико и бестолково гибнут друзья?
Я провел мокрой ладонью по мокрому лицу, а когда опустил руку, увидел перед собой девочку в желтой полиэтиленовой накидке, совсем маленькую, лет семи.
Она стояла и смотрела на меня немигающими зелеными глазами.
– Ну, здравствуй, – сказал я. – Как тебя зовут?
– Кристина. А вы ждете шерифа Денкинса?
– Да, – ответил я.
– Его нет. Все давно уехали из города, а нас забыли.
– Кого это, вас? – настороженно спросил я.
– Ну, детей из нашего приюта. Директриса тоже сбежала, а нас не взяла. Зачем ей такая обуза? – и девочка по-взрослому поджала губы.
– Так, – сказал я, поднимаясь на ноги. – А кроме вас кто-нибудь в городе остался?
– Нет…
– Телефон у вас есть?
– Конечно, – улыбнулась девочка. – Только он давно не работает.
– И сколько детей в приюте?
– Четырнадцать.
«Замечательно, – подумал я, – великолепно. Сбежать, оставив детей. Разве жалко, ведь они чужие, не свои. И душа не болит, и сердце не кольнет спазмом совести. Черт бы нас всех побрал! Хотя… этим он сейчас и занимается».
Я протянул девочке руку и она уцепилась за нее, как за спасательный круг.
– Веди, показывай, где ваш приют, – сказал я.
Их действительно оказалось четырнадцать, испуганных, грязных, голодных. Старшему было лет десять, младшему – не больше трех. Они сидели в холодной, нетопленой комнате и жались друг другу, в тщетной надежде согреться. Кажется, у одного из них был жар, остальные усердно шмыгали носами. Я взял больного мальчика на руки, остальным сказал, чтобы шли за мной. Они продолжали сидеть, даже не пошевелившись.
– Пошли, – сказала Кристина. – Этот дядя нам поможет.
– Там дождь, – возразила самая старшая девочка. – Мы промокнем и заболеем. У нас же нет дождевиков, как у тебя.
Я кивнул.
– Ты права, а я об этом не подумал. Тогда сделаем так: оставайтесь здесь, а я что-нибудь придумаю.
Я вновь положил мальчика на кровать и достал из сумки плитку шоколада.
– Поделите на всех.
– Спасибо, – нестройно ответили дети.
Я проглотил комок, возникший в горле, и выбежал из дома, направляясь к въезду в город, откуда доносилось урчание моторов. Шла очередная колонна с беженцами.
Микроавтобус стоял на обочине, завязнув в грязи чуть ли не по самый кардан. Водитель – широкоплечий, краснорожий детина давил на газ и то открывал, то закрывал рот. Видимо, ругался. Потом он увидел меня, опустил стекло и, высунувшись в окно, заорал:
– Сам Бог тебя послал! Колонна ушла, никто не остановился. Сволочи! А ты что, от своих отстал?
Я молча обошел автобус, заглянул через стеклянное окошко в салон. Барахло. Под самую завязку.
Вернулся к кабине, спросил:
– Куда едешь?
– К брату на ферму.
– Сколько отсюда до Вашингтона?
Водитель посмотрел на спидометр, что-то прикинул в уме и сказал:
– Пятьдесят четыре мили. С хвостиком.
– Так близко? – удивился я.
– Ты что, совсем заплутал? – хмыкнул водитель.
– Ага! – кивнул я и добавил. – Ладно, давай помогу.
Автобус дергался, откатывался назад, и снова шел вперед, раскачиваясь, словно маятник. Но амплитуда становилась все больше и больше, покуда, наконец, двигатель не сорвался на вой, почувствовав, что жижа уже не так сильно держит колеса в своих липких объятиях.
Через секунду, совсем освободившись, автобус обдал меня грязью с ног до головы и рванулся вперед.
– Эй! – заорал я. – Остановись!
Водитель высунул в окно руку и показал мне средний палец, сжав остальные в кулак. Красноречивее жеста не бывает.
Я вытащил пистолет и выстрелил в колесо.
Машину кинуло в сторону, она завиляла, потом пошла юзом. И все же водителю удалось затормозить. Он выскочил из автобуса и, то и дело оглядываясь, побежал по дороге.
Я сунул пистолет обратно в карман и направился к машине.
На колесо было жалко смотреть. Его разорвало от выстрела, и теперь скат походил на тряпку, только резиновую. Впрочем, меня это ничуть не расстроило. Я знал, что делал, когда стрелял.
Обойдя машину, я забрался в кабину, а оттуда – в салон, открутил барашковую гайку и снял с крепления запасное колесо. Тут же из кучи барахла торчала ручка домкрата, и я порадовался, что не придется его искать.
На замену колеса ушло не менее получаса. Домкрат, вместо того, чтобы приподнимать машину, вдавливался в землю, покуда я не догадался подложить под него одно из съемных сидений, а сверху установил платформу от утюга, раскуроченного мною специально для этой цели.
Наконец, я завел мотор и нажал на газ. Автобус дернулся, и этим все кончилось.
Проклиная все на свете, я забрался в салон и стал выкидывать наружу тюки с вещами. Скинув половину барахла под колеса, утрамбовал его ногой, и уже собрался забраться обратно в кабину, но в этот момент кто-то дотронулся до меня сзади. Я подскочил, как ужаленный, выхватил пистолет и резко повернулся.
Передо мной стояла Кристина.
– Уф, – выдохнул я. – Извини. Мне показалось, что вернулся водитель.
– Какой?
– Ну… хм… Это неважно. Лучше скажи, как ты здесь оказалась?
– Мы ждали. А вас все не было. И я отправилась на поиски.
– А остальные дети?
– Они сказали, что я зря иду, что вы уже не вернетесь, что вам не нужна лишняя обуза, – это взрослое слово девочка выговаривала с явным удовольствием.
– Ну и зря они так. Я обязательно вернусь, только нужно как-то вытащить машину из грязи. Ты поможешь мне?
– А что надо сделать?
– Ты сядешь за руль и будешь давить вот на эту педаль, договорились?
– Конечно.
Я завел мотор, соскочил обратно в грязь, а Кристину посадил за руль.
– Давай, девочка. Жми. Как почувствуешь, что машина начала двигаться, отпусти чуточку педаль и держи руль прямо, чтобы автобус не скатился в кювет.
– А вы? – испуганно спросила Кристина.
– Не волнуйся, я запрыгну на ходу.
Мы давно выбрались на федеральное шоссе, и я гнал автобус, постоянно виляя из стороны в сторону, чтобы не влететь в выбоину или же не врезаться в покореженную, черную от гари технику. Техники было много. Не только автомобилей, но и танков, бронетранспортеров, армейских грузовиков. Судя по количеству искореженных машин, хааны совершали налеты на шоссе довольно часто. И
