уверенностью, и хотел было вновь поцеловать ей руку, однако под надменным, неприязненным взглядом Арбенина решил этого не делать.
Заплатив за газету, Шуйцев искоса смотрел на Анну, как Арбенин помог ей подняться в автомобиль, сел сам. Автомобиль поехал, удаляясь с Анной, и Шуйцев проводил её взглядом до углового здания. Вдруг он решительно вернулся к пролетке, на ходу сунув газету в карман пальто. Дал указание извозчику; тот живо тронул кобылу и, оживляясь обещанным вознаграждением, прикрикнул на животное.
Секретарь Арбенина, который следом за нагруженным чемоданами носильщиком появился в распахнутых дверях вокзала и заметил в разворачивавшейся пролетке Шуйцева, не узнал его сначала; он следил за носильщиками, полицейскими, которые выносили и размещали чемоданы, саквояжи. И только садясь в наполненный багажом автомобиль, вдруг вспомнил.
– Да это ж он, Шуйцев! – воскликнул он. Он рывком наклонился к сидящему впереди, справа от водителя полицмейстеру, гаркнул ему на ухо. – Быстро за пролеткой!
Но она уже исчезла из виду за привокзальными строениями.
Они покружили по ближайшим улицам. Наконец увидели её, как она завернула в сторону набережной, и ринулись в погоню. Нагруженный чемоданами и саквояжами автомобиль опасно накренился, когда на скорости заворачивал за угол дома. За ним выехал на малолюдный переулок и понёсся со всей возможной скоростью, быстро нагоняя пролетку. Полицмейстер и секретарь Арбенина выхватили пистолеты.
– Стой! – завопили они, размахивая своим оружием из окон несущейся машины, распугивая прохожих и всех едущих на встречных самодвижущихся и запряжённых лошадьми повозках.
Лошадь пролётки испуганно взбрыкнула, захрипела, когда автомобиль вплотную обогнал её и резко затормозил, преграждая путь. Из него на дорогу разбойниками выскочили полицмейстер и секретарь Арбенина, оба с нацеленными под кожаный козырёк пролётки пистолетами. Средних лет извозчик в страхе спрыгнул на тротуар, рванулся к ближайшему переулку.
– Ты?! – задохнулся от своего же вопроса пораженный тем, что увидел, полицмейстер.
– Я до нее не дотронулся! – прыщавый старшеклассник гимназист отшатнулся от четырнадцатилетней, с не по возрасту развитым телом подружки, испуганно вжался в пролётке в затенённый угол.
Его не меньше напуганная подружка затряслась от визгливых завываний.
– Мы... толь-ко… ка-та-лись, – заикаясь, сквозь слезы выдавила она, – па-поч-ка!
– А-ах?! Катались?! – полицмейстер в ярости не сразу попал пистолетом в кобуру на поясе.
Между тем пролетка с Шуйцевым остановилась в тихом узком переулке. Он расплатился, подождал, пока она скроется из виду, сам же направился в противоположную сторону. Вскоре вышел на главную улицу города и неожиданно близко увидел автомобиль, на котором от вокзала уехали Арбенины. Автомобиль стоял напротив парадного входа новой трехэтажной гостиницы, за рулем, разомлев под мартовским солнцем, казалось, дремал светловолосый парень. Небрежно осмотрев улицу, Шуйцев приблизился к автомобилю.
– Так что, петербуржские гости. Они в гостинице остановились? – деловито поинтересовался он у водителя.
– Пока не подыщут особняк, – неохотно, с ленцой ответил парень.
Шуйцев поправил тонкие коричневые перчатки и мимо не посмевшего остановить его жандарма уверенно прошел в тепло гостиничного вестибюля. Дежурный портье и хозяин гостиницы старались выглядеть англичанами, они проверяли деловые бумаги и посмотрели на него, когда он уже поднимался по лестнице. Тоже не решившись остановить его, они переглянулись.
– Походка столичной штучки, – почему-то оправдываясь перед хозяином, заметил портье.
– Пальто из Лондона, – согласился хозяин, в свою очередь оправдываясь за собственную нерешимость узнать, к кому направился этот, не являющийся постояльцем молодой мужчина.
Шуйцев же поднялся на второй этаж к наиболее дорогим номерам, прислушался. Из приоткрывшейся двери вышел носильщик, – он пересчитывал деньги и, не глянув на Шуйцева, прошел к лестнице. Из полуоткрытой двери номера доносились голоса Арбенина и городского головы.
– Отсюда лучший вид. И солнце по утрам не беспокоит, – пробубнил голова.
– Мне нравится, – согласился Арбенин.
Шуйцев осторожно скользнул к соседнему номеру, заглянул в него. Затем тихо вошел, плотно прикрыв за собою недавно окрашенную дверь.
– Вы горничная? – спросила грустно Анна, она смотрела в окно, была уже без шубки и без перчаток.
Ответа не было, но замок тихо и осторожно щелкнул. Она обернулась, левой рукой внезапно зажала себе рот, тогда как он приблизился к ней, жадно рассматривая ее лицо.
– Чем меньше остается от прошлой жизни, тем чаще думаю о тебе, – волнуясь, объяснил он.
– О-о, – глубоко выдохнула она. – Почему, почему мы не уехали? – Она оживилась, словно у нее появилась цель, побуждавшая к действию. – Да, конечно. Мы сейчас же должны уехать. Отец перевел большие капиталы в ... Что?! – испуганно воскликнула она, когда он отвел глаза.
– Анна, – он снова глянул в ее лицо, попытался объяснить ей. – Я не могу быть альфонсом. Я сейчас никто. Беглый каторжник. Меня ищут.
Она смотрела на него и, не понимала, что же он говорит такое.
– Анна, я все еще русский офицер. Пусть и бывший.
Она отвернулась к окну, обхватила себя руками, будто ей стало очень холодно.
– Уходи, уходи сейчас же, – глухо произнесла она.
Он не посмел ей возразить, покинул номер. Подавленный, он уже ступил на ступени лестницы, когда расслышал в вестибюле негромкий и отчётливый разговор, который его насторожил.
Там, внизу, в просторном вестибюле полицмейстер показывал фотографию Шуйцева жандарму и портье. Кроме них были секретарь Арбенина, хозяин гостиницы и спустившийся к ним городской голова. На фотографии Шуйцев был в военной форме – рослый жандарм и портье не без сомнения узнавали его.
– Вроде похож, – наконец сказал портье не вполне уверенно.
– Похож... – обойдясь единственным словом, жандарм пожал широкими плечами.
– Господа, – вмешался хозяин гостиницы. – У него походка столичная.
– Он лейб-гвардеец, – поморщился полицмейстер, затем поправил себя. – Был им.
– Господа, – не унимался хозяин гостиницы. – Только не у меня! Вдруг он вооружён. Вы начнёте стрелять… Пострадает репутация моей гостиницы.
Он повернулся к городскому голове, – де поддержите меня в споре с полицией. Но голова стукнул кулаком по стойке администратора.
– Чего ж вы медлите?! – рыкнул он на полицмейстера.
– Надо дождаться жандармов, окружить здание, – с неожиданной пред начальством твердостью возразил полицмейстер. – Я сегодня раз промахнулся, упустил его. Будем действовать наверняка.
Услышав это, Шуйцев мягкой поступью отступил от лестницы. Стараясь не производить шума, он быстро проскользнул в ближайший, оказавшийся не запертым изнутри номер и тихо защёлкнул за собой дверной замок, живо осмотрелся.
Видимый в проёме спальни лысеющий темноволосый мужчина лежал в постели, по грудь укрытый белым одеялом. Он не спускал глаз со стройных ног снимающей чулки полуголой девушки. Она первой взглянула на Шуйцева и узнала его: отчасти по одежде Ражина. Он тоже узнал в ней Наташу, девушку, которая приезжала с Ряжиным на каторгу.
– Хэллоу! – она весело взмахнула рукой и стала резво одеваться.
– Вы кто? – грубо спросил Шуйцева мужчина. – Что вам угодно?!
– Он мой жених, – сказала Наташа и с осуждением бросила лысеющему типу: – Развратник!
Мужчина сразу поубавил гонор, натянул одеяло по самую шею. Однако Наташа сдернула с него одеяло, и он, стыдливо укрыв ладонями срамное место, как-то разом сжался. Воспользовавшись тем, что девушка залезла в карман его пиджака, он вновь натянул на себя одеяло и даже не возражал, когда она вынула из его бумажника деньги, а пустой бумажник швырнула ему на грудь поверх одеяла. Купюры небрежно переместились к ней в сумочку.
– Пригодятся, – беззаботно заметила она Шуйцеву.
