рубашках, которые надели после домашней бани. Шуйцев, уже с гладко выбритыми подбородком и розовыми щеками, с не скрываемым удовольствием неспешно протирал лицо одеколоном. Обшитая кружевами занавеска была плотно задернута и, растирая одеколоном шею, он выглянул в окно поверх нее. Небольшая опрятная спальня для гостей окном выходила во внутренний двор. Во дворе было безлюдно, лишь крупный пёс бродил возле автомобиля.
На краю стола лежали пачкой газеты. Отойдя к столу, Шуйцев опустился на мягкий стул, вольно откинулся, закинул ногу на ногу и взял самую верхнюю из газет. Его внимание привлекла заметка на первой полосе. Он негромко перечитал ее вслух, точно при звучании слов ему проще было искать в ней особый смысл, невидимый при беглом прочтении: 'Некто господин Арбенин, близкий ко двору и правительству, прибывает в четверг с полуофициальной миссией. Мы задаёмся вопросом. Везет ли он в своем портфеле программы освоения нашего края? Или это путешествие за счет налогоплательщиков, какие так любят наши высшие чиновники и прочие близкие к власти деятели?' Шуйцев сделал паузу, закончил медленнее: 'С ним прибывает его супруга'.
– Тоже заинтересовало?
Шуйцев вздрогнул, взглянул на подтянутого Ражина, который переступал через порог, заходил к ним в спальню.
– Кажется, правительство начинает понимать, что за огромные возможности у этого края, – продолжил купец. – Нужно всерьез привлекать сюда европейский капитал. Льготы нужны, гарантии.
Слушая его в пол-уха, Шуйцев привстал, когда увидел в руке второго вошедшего – того молодого человека, что был водителем автомобиля, – свой плоский, изготовленный по заказу чемодан из свиной кожи. Молодой человек положил чемодан на стол, открыл замки, распахнул.
– Посмотрите, все ли на месте? – предложил Ражин.
Бинокль императора и ружье Великого князя К. были в том виде, в каком их оставил когда-то сам Шуйцев. Он не смог сдержать крайнего удивления, более чем вопросительно обернулся к купцу. Истоватов присвистнул от увиденного, полотенцем стер с лица остатки пены, невольно поднялся, с интересом вынимая, рассматривая ружье.
– Я веду дела с семейством вашего друга, – объяснился Ражин. – Мой дед был их крепостным. – Затем он своим видом дал понять, что он человек деловой и крайне ограниченный во времени. – Мои предложения. – Он протянул Шуйцеву и Истоватову по контракту. – Два года вы поставляете мне указанные меха и шкуры на этих условиях. Затем я вас переправляю в Америку. У меня там деловые связи.
– А если мы решим остаться в России? – спросил Истоватов.
– Есть много хороших имен, – одними глазами улыбнулся Ражин.
– Вы на меня вышли через Охлопина? – вдруг поинтересовался Шуйцев.
– Рисковать я предпочитаю по рекомендациям, – уклончиво ответил купец.
Шуйцев взял паркеровскую ручку, что ему протянул Ражин, склонился над контрактом. Бегло ознакомился с условиями и кивнул на заметку в газете.
– Через час по прибытии поезда я ваш наёмник на указанные здесь два года.
И он быстро расписался.
Колеса паровоза скрылись в облаках вырывающегося с шипением пара, ещё замедлили ход, остановились. Проводники распахнули дверцы вагонов, и, оживляясь после утомительного однообразия путешествия, пассажиры с багажом в руках и без оного, не задерживаясь, поспешили сходить на перрон отражающего московский старорусский дух вокзала, недавно построенного на побережье Тихого океана. Было прохладно, но под лучами солнца с крыш уже капало.
Пятеро важных чиновников, следуя за городским головой Владивостока, подошли к нужному им международному вагону. С появлением Арбенина они единодушно засияли улыбками, в приветствии сняли шляпы и на перроне уже их не надевали. Городской голова первым по старшинству пожал руку важного столичного гостя и, как мог обременил себя галантным поведением, поцеловал кисть руки над перчаткой у его сошедшей жены. Торопливо выйдя из вокзального помещения, возле них оказалась жена городского головы, начинающая заметно полнеть блондинка, лет на пятнадцать постарше Анны и сразу оттеснила от неё мужчин. Мужчины пошли впереди; при этом городской голова склонялся к Арбенину и тихо что-то рассказывал; остальные серьезно кивали, молча выражая своё согласие с градоначальником. А жена головы приветливой хозяйкой уже на ходу взяла Анну под руку.
– Вы здесь впервые? – спросила она с едва сдерживаемым провинциальным любопытством.
– Да. Но я очень хотела посмотреть. У моего отца здесь дела, и он в восхищении от возможностей края.
– Я ничего в этом не смыслю, но все мужчины говорят то же самое. Муж считает, со временем наш край будет самым богатым в России. Откровенно говоря, хотелось бы, чтобы время это наступило поскорее. – Внезапно она доверительно прижалась к Анне и, почти касаясь щекой ее лица, нежно прошептала: – Наш местный Дон Жуан. Опасайтесь его, милочка.
Подошедший кошачьей походкой стройный чиновник со странной черноглазой улыбкой, в которой было что-то дерзкое и в тоже время скромное, точно не от мира сего поэтически задумчивое, как-то естественно завладел ладонью Анны, снял её перчатку, поцеловал пальцы. Не отпуская ее руки, он выпрямился перед нею.
– У вас чудесная кожа! – сказал он искренне.
– Мне это говорил любовник, – сказала Анна, чем на мгновение привела в замешательство жену головы, и та хохотнула.
– Я ему завидую, – просто сказал чиновник. – Вы его оставили в Петербурге?
Анна не ответила и высвободила руку.
По ту сторону здания вокзала на привокзальную площадь скоро выкатила пролетка с поднятым верхом, и извозчик залихватски остановил выдыхающую пар гнедую кобылу.
– Жди тут! – объявил извозчику Шуйцев, вылезая, спускаясь на мостовую.
Напротив главного выхода из вокзала стояли в ряд три блестящих на солнце черных автомобиля, и возле них крутились основные силы привокзальной полиции. Жандармы замерли, вытянулись при неспешном появлении Арбенина, городского головы и немного отставших от них чиновников свиты, затем отступили на почтительное расстояние от недовольного чем-то важного гостя и имеющего виноватый вид градоначальника. Шуйцев в фетровой шляпе, в ладном клетчатом пальто и с белым шарфом – во всем дорогом, с плеча Ряжина, – приостановился, отвернулся к лавке с газетами и развлекательным чтивом для отъезжающих, напряг слух. Арбенин и городской голова прошли рядом, подошли к первому и самому вместительному автомобилю.
– ... Это вам не простые мужики, – резко выговаривал голове Арбенин. – В тайге им не выжить. Они где-то в городе. Если они сбегут в Японию, Америку, еще куда, я постараюсь, чтобы вы за это карьерой ответили.
– Сейчас же перекроем порт и этот вокзал, – оправдывался голова, поворачиваясь к толстеющему полицмейстеру. И как только тот, козырнув, отошел к жандармам, на ходу гортанно раздавая строгие указания, голова наклонился к Арбенину: – Я не знал... Не думал, что их надо преследовать... Дворяне... Лейб-гвардейцы...
– Они преступники, – холодно ответил Арбенин. – Осужденные за убийства. И должны получить наказание сполна.
Последние слова он проговорил тише, так как показалась выходящая из вокзала Анна. Рядом с ней, уже подругой, двигалась жена головы, а чуть опережал её 'местный Дон Жуан'.
– С удовольствием буду вашим гидом, – как старой знакомой сказал тот Анне со спокойной
