Зато Анастасия была на высоте. Не удостоив Додика и взглядом, она обратилась к Метелице:
– Вы позволите, я промою порез?
– Вы поранились? – Глупый вопрос. Метелица сам видел, как она хромала!
– Пустяки. Царапина.
Интересно, где она умудрилась порезаться? Неужели ходила босиком по наточенным мечам? Кажется, Метелица что-то слышал о подобных трюках.
– Пять минут, не больше, – сказала девушка и скрылась за дверью ванной-туалета- фотолаборатории.
Она действительно уложилась в пять минут.
Еще двадцать минут заняла трагическая история ее брата.
Зато о себе Анастасия не сказала ни слова. Никаких объяснений, хотя картина ясна и так. Во всяком случае, самому Метелице. Обыкновенный молодой человек, выросший под сенью незаурядной старшей сестры. Притяжение ее личности так велико, что ему не остается ничего другого, кроме как вырваться из кольца этого притяжения. Типичная история старших и младших, любимчиков судьбы и аутсайдеров, мужчины и женщины, – самая обыкновенная гражданская война. Теперь понятно, почему Кирилл никогда не упоминал о сестре: он представляет самостоятельную ценность, а не только является братом матерой волчицы. Именно это он и пытался доказать всем. Себе – в первую очередь.
Именно потому он оказался в маленьком детективном агентстве.
Маленькое агентство – только слепок с большой, настоящей жизни, но для старта вполне годится и оно. А он способный малый, этот Кирилл! Толково отщелкал пленку. Вот только сестра забыла предупредить его, что в этой самой настоящей жизни и играют по-настоящему. И по-настоящему умирают.
Почему Метелица сразу не присмотрелся к мальчишке? И костерил его на чем свет стоит из-за жалких восьмисот двадцати трех рублей!..
Дурак ты, Валентин!
Дурак еще и потому, что опоздал с фотографиями. Хитрый Додик выложил Анастасии соображения Метелицы по поводу отснятой пленки – и, ничуть не смущаясь, выдал их за свои. Она долго рассматривала фотографии – профессионально долго. А потом сказала:
– Я знаю эту девушку. Ее звали Мицуко.
– Звали? – переспросил Додик.
– Теперь ее нет в живых.
'Собаке – собачья смерть”, – было написано на лице у Сойфера. Но высказать крамольные мысли вслух он не решился. А на Анастасию посмотрел с уважением: времени даром она не теряла.
– Что вы собираетесь делать? – спросил у девушки Метелица.
– Не знаю… Быть может, имеет смысл поискать улицы?
– Какие улицы?
– Улицы, которые засняты на. пленке. Это возможно? – Она с надеждой посмотрела на Метелицу.
С надеждой, господи ты боже мой!
– Может быть… Прочесать задний план. Увеличить фотографии, если нужно. Наверняка найдутся какие-то особые приметы.
– Да, – поддержал Метелицу Сойфер. – Каждая улица в Петербурге неповторима. Вы не находите, Настя?
– Нахожу…
– Мы займемся этим, – заверил Настю выскочка Додик.
Дохлый номер, друг мой Давид Маркович, дохлый номер. И вы, как уволенный из рядов доблестной израильской полиции за тупость, должны это понимать. Даже если хотя бы одна из улиц по счастливой случайности будет найдена – они никогда не двинутся дальше. Без доступа к оперативной информации, без человека в органах, который мог бы эту информацию предоставить…
Дохлый номер.
Но если бы язык Метелицы захотел произнести это вслух – он вырвал бы его. Вместе с гландами, легкими, желудком и обеими кишечниками – толстым и тонким. А о такой малозначащей детали, как сердце, и говорить не приходится…
– Если вы не возражаете, я заберу один комплект фотографий. И вещи брата…
Как они могли возражать! А юный Дергапут даже собственноручно заклеил скотчем коробку с надписью “К.Лангер”.
Ох уж этот Арик! Вечно снимает сливки, вечно оказывается в нужное время в нужном месте и к тому же проворачивает самые нужные делишки!.. И получает за это по полной программе.
Вот и сейчас она поцеловала компьютерного хиляка в прыщавую щеку. На глазах у начальства!.. И даже нашла секунду, чтобы заглянуть в его компьютер.
– Покончил с Малдером и Скалли? – спросила она.
– Малдер и Скалли вечны, как Резервный банк США, так что покончить с ними нельзя. Так, отдыхаю от них… Вот нашел одну детскую игрушку… Без всяких наворотов… Забавно.
Пока Анастасия разговаривала с Дергапутом, а Метелица молча переживал этот факт, практичный
