У Забелина потемнело в глазах. Холя и лелея свои собственные амбиции и увлекшись игрой в кошки- мышки с беднягой стажером, он напрочь забыл о схеме. О схеме, которую предлагала Елена Алексеева всем своим покойным родственникам.
Убийцу обязательно постигнет участь убитого.
Одного она уже довела до смерти. Теперь пришел черед Пацюка. А виноват в его смерти будет он, Забелин…
На полусогнутых ватных ногах следователь подошел к окну и осторожно выглянул в него. Но там, где должно было валяться бездыханное, с переломленным позвоночником тело Пацюка, ничего не было. Девственно-чистый асфальт, слегка сдобренный дождиком.
Забелин повертел головой, на полкорпуса высунулся наружу и только теперь заметил узкий карниз, идущий прямо под окнами. А на самой оконечности дома – стажера, идущего по карнизу. И прежде чем Забелин успел что-либо сообразить, тот прыгнул на крышу соседнего – четырехэтажного дома. Только железо загрохотало.
Тарзан чертов!..
Бежать за Пацюком было бесполезно. Пока Забелин спустится, пока обогнет дом и выскочит на улицу… А потом снова обогнет дом – уже со стороны улицы… К тому времени Пацюк уже успеет натурализоваться на Каймановых островах…
Забелин присел на краешек кровати, брезгливо отодвинул кимоно покойницы, пропитанное духами, и взял в руки видеокассету со следами помады.
Вонг Кар Вай. “Падшие ангелы”.
Вот уж воистину – падшие.
Он машинально потряс кассету, и из нее выпал листок. Счет из ресторана “Аризона-69”. Шестьдесят девять, шестьдесят девять. Это что-то живо напомнило Забелину… Какое-то важное событие из его собственной жизни.
Ах да. В шестьдесят девятом году тринадцатилетний Даня Забелин поимел первый привод в милицию. За ограбление продуктового ларька в городе Аксай Казахской ССР…
…Как она могла решиться на это?
И существуют ли оправдания ее поступку? И что скажет Заза?
Если вообще пустит ее домой после того, что она совершила. А если она лишится Зазы – то лишится и Илико. У ребенка не должно быть такой преступной матери…
– Вам нехорошо? – участливо спросил у Насти рыжий парнишка.
– Нет, все в порядке.. Спасибо вам…
– С вас двадцать пятьдесят…
– Да-да, конечно.
Настя выложила деньги на стойку, а парень протянул ей ее собственное, аккуратно разрезанное обручальное кольцо.
Выйдя из ювелирной мастерской, Настя присела на лавочку и поднесла к главам вероломную, предательскую руку. На том месте, где еще десять минут назад красовалась ее обручалка, не было ничего. Кроме светлой полоски кожи.
Тринадцать лет она носила кольцо на пальце; в этом кольце она впервые легла в супружескую постель, в этом кольце был зачат Илико, в этом кольце она возилась и с виноградником, и с теплицами, и с огородом, и с любимой козой Сосико. И с любимыми цветами. Это кольцо стало частью ее самой, оно вросло в палец. И – Настя сильно на это надеялась – оно будет сопровождать ее до могилы. И опустится туда вместе с ней.
Но…
Десять минут назад она хладнокровно избавилась от него. Один взмах ювелирного резака – и все. Акт предательства совершен. Совершен по наущению какой-то взбалмошной бабенки, которую она и не увидит-то больше никогда. Ради какой великой цели она наплевала на свою прошлую жизнь?
Утерев слезы, Настя вытащила кольцо из кармана. И поцеловала тонкий золотой ободок.
– Прости…
Впрочем, все еще можно исправить. Можно снова спуститься в мастерскую и попросить рыжего, чтобы он починил кольцо. Запаял, залатал, залудил… Вернул все на свои места. И будет так, как раньше…
Настя сжала кулак.
'Как раньше” все равно не будет. Хотя бы потому, что брата больше нет в живых. Ты приняла решение, и ты пойдешь до конца.
Она сунула кольцо в карман и несколько секунд прислушивалась к себе. Странное дело, первые приступы отчаяния и сладкого ужаса по поводу содеянного прошли, и…
И вдруг она почувствовала себя свободной.
То есть – абсолютно, безвозвратно, исключительно свободной. Как будто кольцо было тем якорем, который удерживал корабль Настиной жизни в тихой заводи Вознесенского. Корабль, обросший ракушками обязательств и водорослями привязанностей. Она знала только одного мужчину, она знала только один дом, она знала только одну землю… Что толку, что она умеет вязать носки из козьего пуха, варить сыр и сбивать масло?
И ходить по кругу, как лошадь, привязанная к жерновам.
А теперь она свободна. Пусть на время, зато без оглядки.
