– Они даже лучше настоящих. Человек, который достал их для меня, дает стопроцентную гарантию.
Интересно, во сколько вылилась эта «стопроцентная гарантия», какой кусок отеля она оттяпала? Я грешу на бильярдную и часть первого этажа, примыкающую к кухне.
– А где карточка самой Мерседес?
– Понятия не имею. Зачем тебе карточка Мерседес?
– Интересно было бы посмотреть, в чью шкуру вы меня впихнули.
Доминику не слишком нравится разговор, веревочкой вьющийся вокруг Мерседес, и он слегка смещает акценты:
– Знаешь, а тебе идет!
– Стрижка?
– Имя. Мерседес Гарсия Торрес. Красиво.
– Почему я обязательно должна была оказаться испанкой? Это нелогично, Доминик! Я не знаю ни слова по-испански.
– Я тоже.
Доминик благоразумно опускает излюбленное испанское «estoy en la mierda», по-другому и быть не должно: не говори лишнего, не буди лихо, пока тихо, сейчас нужно думать только о позитиве. И о том, что в конечном итоге все кончится хорошо. Для нас обоих, но в первую очередь – для меня. Милый, милый Доминик!.. ..:
– Что, если со мной начнут говорить по-испански?
– Кто?
. – Мало ли кто! .
– Ты всегда можешь прикинуться глухонемой, – неловко шутит Доминик.
– Но почему именно это имя?
– У человека, который доставал документы, было слишком мало времени на какое-то другое. На поиск других документов, я имею в виду.
– Так, значит, они все-таки не фальшивые? Где же тогда настоящая Мерседес?
– Ты и есть настоящая. Привыкай.
В желто-розовом вечереющем небе появляются красные сполохи – предвестники близкого заката. Пейзаж за окном достаточно однообразен: каменистая, гладкая, как стол, равнина. Ее пересекают русла высохших рек, вот уже три года в этой части Марокко не было дождя. Если у одного из русел появится указатель:
«riviere Mercedes»21
я нисколько не удивлюсь. Мне – и только мне – предстоит наполнить иссушенное пустое дно влагой воспоминаний (о людях, которые любили Мерседес Гарсия Торрес или терпеть ее не могли); привычек (большей частью – скверных); слабостей (большей частью – извинительных для женщины). Что ж, если другого выхода нет, я готова пролиться дождем на Мерседес Гарсия Торрес.
– Я – танцовщица?
– С чего ты взяла? – Доминик удивлен.
– Просто я много слышала об одной девушке, которую звали Мерседес. Она-то как раз и была танцовщицей.
– Ты можешь быть кем угодно.
– И как долго? Как долго мне оставаться Мерседес?
– Яне знаю, Сашá. – в голосе Доминика звучит неподдельная горечь. – Может быть – навсегда…
– Навсегда?
– Это крайний вариант. Наверняка со временем все образуется. Все выяснится. И все обвинения будут с тебя сняты.
Рождественские сказочки Рудольфа, незаменимого оленя!..
– Не вижу повода, чтобы они были сняты. Не будь ребенком, Доминик! Я бежала из-под стражи, тем самым косвенно признав свою вину! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Из этой ситуации нет выхода.
– Может быть. Но у этой ситуации есть свои плюсы. Ты – на свободе. И скоро будешь далеко отсюда.
– Как далеко?
– Рейс «Эйр Франс» до Парижа. Ты вылетаешь утром, в восемь тридцать. У нас еще масса времени.
– И чем мне заняться в Париже?
– Чем занималась бы в Париже Мерседес Гарсия Торрес?
– Не знаю. Брала бы уроки танцев. Самба, румба, пасадобль. Сама преподавала бы танцы офисным
