уродам. Самбу, румбу, пасадобль. Два раза в неделю. Или лучше – пять? Или лучше не пасадобль, а ча-ча- ча? Черт возьми, Доминик!..
– Для тебя забронирован номер в отеле «Ажиэль» в Пятнадцатом округе. Ру Конвенсьон. Меня уверили, что это довольно симпатичное место.
– Но не такое, как наш отель. Наш дом. Зачем ты сделал это, Доминик?
– Я не хочу это обсуждать. Просто сделал – и все. Денег тебе должно хватить на несколько месяцев, просто будешь снимать их с кредитной карточки…
– Ты подкупил полицию…
– Я вложил кредитки в паспорт, но лучше переложить их в более надежное место.
– Что будет с теми, кого ты подкупил?
Дольше игнорировать мои реплики Доминик не в состоянии. Он тормозит так резко, что я едва не прошибаю головой лобовое стекло. Бросив руль, Доминик откидывается на сиденье и закрывает глаза.
– Думаю, они начнут новую жизнь. Совсем другую, чем та, которой они жили до сих пор. Гораздо более беззаботную. Безбедную. Тебя так сильно беспокоит их судьба?
– Нет. Меня беспокоит, что будет с тобой.
– Неужели?
Доминик не злится. Он опечален. Он знает правду – я не влюблена в него. И никогда не буду влюблена – ни как Сашá Вяземски, ни как Мерседес Гарсия Торрес. Он мог бы воспользоваться ситуацией – так поступили бы девяносто семь мужчин из ста, исключение составляют лишь святые Петр и Павел.
И – Доминик.
Доминик, проявивший удивительную, граничащую с сумасшествием, склонность к самопожертвованию. Его новый брутальный облик и новое, подсушенное тело оказались ловушкой, выбраться из которой не составило труда. И Доминик снова немного раздражает меня: даже его манера вести машину, даже его упорное нежелание говорить об отеле, даже то, что он стоически не желает обсуждать варианты возможной оплаты его жертвоприношения. Раньше у меня были другие поводы раздражаться, девяносто семь мужчин из ста… Ах, да… Из числа девяносто семь стоит вычесть любящих истинно и любящих без всякой надежды на взаимность. И прибавить похотливых корыстолюбцев и типов, готовых завоевать расположение женщины любой ценой. Доминик – не такой. Всем своим поведением он это демонстрирует. Белый и пушистый Доминик, которому я при всем желании не могу ответить взаимностью. И потому, после всего происшедшего и после того, что он сделал для меня, я обречена испытывать вечное чувство вины. И это уже не просто раздражает, это приводит в ярость.
– …Что будете тобой?
– Со мной все будет хорошо. Не стоит переживать, Сашá. – Мы бы могли улететь вместе.
– Это было бы слишком подозрительно. Прошли сутки с тех пор… С тех пор, как ты на свободе. Тебя наверняка ищут…
– Наверняка?
– Предположить это так же просто, как., как ты говоришь – сложить два и два. Рано или поздно они нагрянут в отель, если уже не нагрянули… Хорошо, что я благоразумно там не появлялся.
– Они посчитают это подозрительным.
– На этот счет Наби уже даны инструкции. Я отправился в Агадир за новым оборудованием для кухни и вернусь только завтра утром.
– Мы могли бы улететь вместе, – упрямо повторяю я.
– Нет. Я должен остаться. И потом – самолеты. Ты же знаешь, как я боюсь самолетов.
– Но ты ведь никогда не летал! Может быть, тебе понравится…
– Не понравится. И я могу предположить, что они уже ищут Доминика Флейту. Но искать Мерседес Гарсия Торрес они не станут.
– Мерседес Гарсия Торрес не совершила ничего противоправного?
– Мерседес Гарсия Торрес чиста, как слеза.
– А что делать с обвинениями, которые выдвинуты против меня? Настоящей?
– Я ведь уже говорил тебе… Со временем все образуется. У меня есть знакомый детектив в Касабланке…
– Знакомый детектив? Ты никогда не упоминал о нем. И никогда не был в Касабланке.
Уличенный в копеечной лжи, Доминик с досадой закусывает нижнюю губу.
– Ну, это не совсем мой знакомый… Скорее – знакомый отца.
– Твой отец давно умер.
– Но от него остались бумаги. – Голыми руками Доминика не возьмешь. – Совсем недавно я разбирал их и нашел несколько писем от этого человека. Деликатные поручения, да… Он выполнял деликатные поручения отца. Весьма успешно.
– В каком году он их выполнял? – Я слишком безжалостна к Доминику. Надо бы попридержать коней и не бросаться на того, кто желает мне лишь добра.
– Какое это имеет значение?
– Может быть, его уже нет в живых. Твоего деликатного детектива.
