ксолоитц-куинтли. И все потому, что я знала об Аглае гораздо больше, чем все остальные. И все потому, что я знала об Аглае гораздо больше, чем сама Аглая. Во всяком случае, о том, что предшествовало трагедии.
Бледно-восковой брат чайной розы появился неспроста. Он взял доверчивую Аглаю под локоток, шепнул на ухо анекдотец, пообещал мороженое, чертово колесо и поцелуй в последнем ряду на последнем киносеансе — он даже залез к ней в декольте. А потом подвел к самому краю смотровой площадки и столкнул вниз. Лицом в смерть.
«БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!»
Никто не видел этой записки. Никто, кроме меня. И человека, ее написавшего. Одна только мысль о том, что этот человек может находиться здесь, совсем рядом, и безнаказанно предаваться мыслям о совершенном злодеянии, обдала меня жаром. О, если бы можно было вскрыть все имеющиеся в наличии черепные коробки! В какой-нибудь из них я бы наверняка обнаружила эти самые слежавшиеся сладостные мысли об этом самом злодеянии.
Вот только в какой именно?..
— Цианистый калий? Да вы с ума сошли! — хихикнула Минна.
— Цианистый калий даже в аптеках не продается, — хохотнула Tea.
Софья же, наплевав на вялые протесты Чижа, ухватилась за осколок, в котором еще поблескивали капли шампанского, и приблизила его к лицу.
— У вас больное воображение, молодой человек, — надменно бросила она спустя некоторое — совсем непродолжительное — время. — Если даже предположить… Просто предположить, что причиной смерти, как вы утверждаете, явился цианистый калий…
— Он, родимый, — с готовностью подтвердил Чиж.
— Тогда куда делся запах, а? Сильный запах горького миндаля?
— Вот именно — горького, — поддержала Софью Минна.
— Вот именно — миндаля, — поддержала Минну Tea.
— Какой же цианистый калий без сильного запаха горького миндаля? Это, простите, как… — Софья даже щелкнула пальцами. — Это как Буало без Нарсежака!..
— Вот именно. Как А. Вайнер без Г. Вайнера. — Tea по примеру Софьи тоже щелкнула пальцами.
А Чиж перевел взгляд на толстуху Минну: что-то она скажет? Давай, Минна, припечатай самонадеянного юнца!
Но детективные тандемы кончились. Прощелыга-мулатка увела последний прямо из-под носа неповоротливого эсминца “Майерлинг”, и Минна впала в легкую задумчивость.
— Ну, а вы как думаете, дорогая Минна? — хором спросили Tea и Софья.
Минна по-лошадиному фыркнула мясистым носом: все равно отвечать придется.
— Я думаю, что цианистый калий без сильного запаха горького миндаля — это все равно что Хемингуэй без кошек… — выдохнула она.
— Вот видите? — Софья снова повернулась к Чижу. — Надеюсь, против Хемингуэя вы ничего не имеете?
— — И против кошек тоже, но это дела не меняет. Запах все равно присутствует, просто он не такой сильный. Не особенно выраженный… Словом, совсем необязательно, чтобы от цианистого калия за версту несло горьким миндалем. Выдумка это. Таких вот.., с позволения сказать, мастеров детектива…
Если бы Аглая была жива, она послала бы Чижу воздушный поцелуй — летучий, как синильная кислота.
— Что это значит — “с позволения сказать”?
— То и значит. Ваше невежество когда-нибудь вас погубит. Консультировались бы со специалистами, дамы, прежде чем расписывать ужасы отравления.
— А вы специалист? — Софья с сомнением уставилась на хохолок Чижа.
— Я химик по первому образованию. К тому же посещал факультатив по ядам.
Некоторое время дамы молчали.
— У меня в книгах только горло перерезают. И распинают на кресте. Или живьем в землю закапывают, на худой конец. — Минна оказалась самой нестойкой. — А больше ни-ни. Никаких отравлений!
— У меня тоже никаких. — Tea сочла за лучшее присоединиться к Минне и лишний раз не нервировать дипломированного специалиста. — Если вы, конечно, читали Теодору Тропинину, молодой человек. Смерть от маникюрной пилочки как минимум. Или в пасти крокодила — как максимум…
— Вот только не надо делать себе дополнительную рекламу, дорогая Tea. — Софья недовольно поджала губы. — “Если вы читали Теодору Тропинину”!.. Люди сами разберутся, что им читать. А если горький миндаль отпадает… И если вы, как говорите, химик… Какие у вас есть основания предполагать, что это цианистый калий, голубчик?
— У кого-нибудь есть нож? — спросил бледнолицый оператор-оборотень. — И салфетка?
Нож тотчас же нашелся у Ботболта. Ему стоило только отогнуть полу смокинга — и на свет божий явился внушительного вида тесак с костяной, украшенной орнаментом ручкой. Ботболт, не говоря ни слова, почтительно протянул тесак Чижу.
В следующий момент Чиж полоснул ножом себе по пальцу. И подставил под капающую кровь салфетку. На белой ткани сразу же расплылось красное пятно. Все, с облегчением забыв о трупе, уставились на салфетку.
— Есть еще добровольцы?
— Предлагаете нам сделать харакири? — Tea поморщилась. — В знак цеховой солидарности с покойной? Учтите, читатель нам этого не простит…
— Только ради чистоты эксперимента… — начал оправдываться Чиж.
— Ну, давайте я. — Ботболт протянул ему открытую ладонь. — Ради чистоты…
Чиж как будто этого и ждал. Без всякой жалости (вивисектор и есть! последний романтик городского морга) он обрушился на дубленую кожу Ботболта — и на салфетке появилось еще одно пятно: такое же красное. А я-то думала, что непроницаемый, желтолицый бурдюк Ботболт набит войлоком и по жилам у него течет кобылье молоко!..
Бурятский стоик даже не поморщился. И не задал ни одного вопроса. Ни единого. В отличие от бывшей работницы прокуратуры Софьи Сафьяновой: задавать вопросы, в том числе и риторические, было ее основной профессией.
— Ну, и что вы хотите этим доказать?
— А вот что. Нагнитесь и посмотрите внимательно. Стараясь не менять положения тела, Чиж приподнял руку мертвой Аглаи и слегка отодвинул ее. И слегка повернул.
— Теперь видите?
Запястье мертвой писательницы было испачкано кровью. Очевидно, она упала прямо на осколок бокала, и тонкая ниточка вены оказалась перерезанной. Порывшись в кармане жилетки, Чиж извлек лупу, состряпанную из самого обыкновенного объектива, и поднес ее к руке Аглаи.
— Видите?
СС, ТТ и ММ по очереди приложились к увеличительному стеклу.
— Порезала руку при падении, — сострила Минна. — Ну и что?
— И вообще неудачно упала, — сострила Tea. — Ну и что?
— Может быть, это стоит классифицировать как попытку самоубийства? — сострила Софья. — Удавшую…
Никто не рассмеялся. Даже Дарья притихла.
— Все дело в цвете. — Чиж облизал порезанный палец. — Для сравнения: вот моя кровь, вот кровь уважаемого…
— Ботболта, — подсказала я.
— Уважаемого Ботболта. Цвет практически одинаков. А теперь сравните его с кровью покойной. Учтите, стекло задело вену, так что кровь по определению — венозная. То есть должна быть намного темнее. А она?
— А что — она? — Осведомленность какого-то выскочки от “SONY Betacam” стала заметно раздражать Софью.
