несколькими слоями зубодробительного лака, что отнюдь не придавало ему исторической ценности.
— Это он?! — переспросил меня Чиж.
— Вряд ли… Во-первых, Минна стояла возле буфета, а это совсем в противоположном углу. Не мог же осколок отлететь так далеко!.. Во-вторых, ты просто больной человек, Чиж! И всех окружающих заражаешь тем же сумасшествием. А если этот кусок керамической дряни пролежал здесь с прошлого года? Или вообще со времен раскопок Трои…
— Не похоже. Ты видишь, какая здесь чистота? На кухне все тщательно убирается. Ни единой соринки. Ему бы просто не позволили лежать здесь, этому, как ты говоришь, куску керамической дряни.
— Ну, не знаю. — В словах Чижа была определенная логика. Кухня господина Улзутуева действительно казалась вылизанной, как провинциальная церквушка накануне двунадесятого праздника Воздвижения Креста Господня.
— Здесь и знать-то нечего, достаточно разуть глаза… И в-третьих, шкаф стоит впритык к двери, посмотри! — Чиж торжествующе рассмеялся. — Двери в оранжерею… Интересно, когда именно разбилась сама ваза?
— Сегодня, — раздался за нашими спинами мягкий бас Ботболта.
Опять чертов бурят! По воздуху он летает, что ли?! Или его простая бурятская мать из простого бурятского улуса согрешила с простым бурятским привидением?
— Это опять вы, Ботболт, — недовольно поморщился Чиж. — Такое впечатление, что ваша мать согрешила с привидением. За девять месяцев до того, как вы появились на свет.
— Привидений не существует, — отрезал Ботболт. — Привидений не существует, а ваза разбилась сегодня. Но как же я не заметил этот осколок?!
Он поднял голову и указал нам на самую верхнюю полку шкафа. Там, в керамических зарослях из кувшинов, горшочков, копилок и мордатых кооперативных нимф-подсвечников, зияла теперь довольно ощутимая проплешина. Брешь на фланге сомкнутых рядов была такой наглой и лезла в глаза так назойливо, что я даже удивилась, почему не заметила ее раньше!
— Она стояла вон там.
— А потом упала и разбилась?
— Да.
— Вот так просто упала и разбилась?
— Нет, сделала кульбит в воздухе! И сальто-мортале! — не выдержала я. — Ну что ты ко всему цепляешься, Чиж! Уже и вазу заподозрил в сговоре с убийцей!
— Ничего я не заподозрил, — огрызнулся Чиж. — Посуда, стоящая на полке, просто так не бьется. И потом: эта ваза — самая крайняя в ряду. Если смотреть на нее со стороны оранжереи. Вы видели, как она разбилась?
— Нет, — секунду подумав, произнес Ботболт. — Не видел.
— Когда это произошло? Во время ужина? — Возбуждение Чижа нарастало с каждой минутой: волосы его побелели, щеки покраснели, а глаза сияли теперь нестерпимой библейской синевой. Еще секунда, и он разразится Нагорной проповедью! Я даже залюбовалась им исподтишка, моментально изменив подбрюшью господина Рабенбауэра.
— А вы откуда знаете? — Ботболт позволил себе намек на удивление. — Она разбилась, когда я нес шампанское в зал. Это имеет значение?
— Еще какое! А где осколки?
— В мусорном ведре. Я вернулся и собрал их.
— Вернулись из зала?
— Нет. До зала я тогда не дошел. Вернулся с полдороги, посмотреть, что случилось. И увидел, что осколки вазы валяются на полу.
— А шампанское?
— А шампанское я поставил сюда, на край стола.
— И сколько времени у вас ушло на то, чтобы собрать осколки?
— Не знаю… Что их собирать! Секундное дело.
— Тащите их сюда!
— Кого?
— Да осколки же!
Ботболт пожал плечами, но просьбу Чижа все-таки выполнил. Он открыл дверцы шкафчика под мойкой и выудил оттуда плотно набитый пакет из-под молока.
— Это и есть мусорное ведро? — изумился Чиж.
— Я использую это как мусорное ведро. Мусора у нас мало, и к тому же он не задерживается в доме.
Из импровизированного ведра были извлечены огрызки краснофигурной композиции числом четырнадцать. И они же спустя секунду, несмотря на молчаливые протесты Ботболта, щедро усеяли пол перед шкафом.
— Сделаем так. Сейчас я засеку время, а вы по моей команде начнете собирать черепки. И старайтесь делать это в том же темпе, в котором делали тогда, во время ужина. Задача ясна?
— Чего уж неясного…
Чиж уставился на часы и дал отмашку рукой. И огромный Ботболт, который мог бы без всякого ущерба для здоровья выступать в коммерческих матчах боксеров-супертяжеловесов, высунув язык от усердия, принялся хватать осколки и сбрасывать их в пакет. Оплакивая тот самый черепок, который он не заметил. На этот мартышкин труд, если верить Чижу, у него ушло ровно пятнадцать секунд.
— Мало! — нахмурился Чиж, зафиксировав время. — Мало, не успеть. Скажите, Ботболт, вы вышли из кухни, как только собрали осколки?
— Ну да.
— И больше не задерживались?
— Нет. Я собрал осколки и вытер воду… Известие о воде пригнуло Чижа к полу. Чтобы не упасть, он даже ухватился за мой локоть.
— Воду? Вы сказали — воду?
— В вазе почему-то оказалась вода. Это странно, там ее не должно было быть… Но она там была!..
— Вот! — заверещал Чиж. — Вот оно! Вода, конечно же! Давайте повторим то же самое, но уже с водой!
— Вы хотите, чтобы я налил воды на пол? — Ботболт несказанно удивился такому эксцентрическому предложению Чижа.
— Хочу.
— Зачем? Зачем я должен разливать воду? Пол чистый, зачем же…
— Это следственный эксперимент, Ботболт. Не ломайтесь.
Только через минуту Ботболт согласился на святотатство по отношению к навощенному и натертому полу. Он достал из-под мойки чистую скатерть, которую почему-то обозвал половой тряпкой, аккуратно разложил черепки, аккуратно пролил воду и так же аккуратно принялся ее вытирать. Теперь мартышкин труд занял гораздо больше времени и вплотную приблизился к отметке “одна минута восемь секунд”.
— Что теперь? — закончив, поинтересовался Ботболт.
— Ничего. — Чиж загадочно улыбнулся. — Просто у нас появилась лишняя минута. И даже чуть больше. Скажите, Ботболт, это вы заперли ящики в буфете?
— Я, а что?
— Вы всегда их запираете?
— Всегда. Стараюсь, во всяком случае.
— А зачем?
Ботболт нахмурился: стоит ли доверять первому встречному родные скелеты в шкафу? Вернее, в буфете. Но, по зрелом размышлении, решил все-таки поведать нам о малоприятных полусемейных тайнах.
— У парней проблемы с алкоголем. Не всегда, но случается. А уж если к ним на язык попал градус, все, пиши пропало. Не успокоятся, пока не вылакают все, что найдут под рукой.
