– Замолчи. Ты пьяна.
– Ты ведь знаешь, почему я пью.
– Простите ее, Анна, – он наконец-то замечает меня. – Простите, пожалуйста… Я даже не знаю, как оправдаться…
– Вот еще… Зоя надрывно смеется. – Оправдываться перед этой сучкой. Да ты с ума сошел, гордый Лещ!
И тогда Лещ наконец-то дает волю гневу и ударяет Зою по лицу. Видимо, такие сцены происходили не раз, и именно этого она ждала.
– Отлично, Лещарик, покажи девушке, на что ты способен.
– Я скажу кому-нибудь из ребят, тебя отвезут домой..
– А сам ты не хочешь отвезти меня домой? – Это провокационный вопрос, и Зоя намеренно задает его.
– Зоя, я прошу тебя…
– Меня не надо просить, если речь о тебе, Лещ. Я хочу, чтобы ты знал. Я никогда, никогда не предам тебя. Можешь не волноваться. Даже если для этого тебе понадобится меня убить. Ты понимаешь меня?
Это становится интересным. Но дослушать мне не дают. Лещ закрывает ей рот рукой, и она обмякает в, его объятьях.
– Я прошу тебя, Зоя… Я прошу. Идем.
– Идем. Прости за дикую сцену, – она уже пришла в себя. – Попроси Лешика, чтобы он отвез меня. Я сама не доеду.
– Да, конечно, – Лещ уводит Зою, бросив на меня полный отчаяния взгляд: «Прости, прости меня…»
Я так же молча киваю ему головой: «Все в порядке».
А лицо нужно привести в порядок в любом случае. Оставшись наедине со своим отражением, я аккуратно подкрашиваю губы и размышляю о словах Зои: если это не пьяный бред (а это не пьяный бред, я уверена!), между Лещом и Зоей существует какая-то тайна. И пусть Лещ не боится, Зоя никогда не воспользуется ею, чтобы приручить его, она никогда не будет шантажировать, для этого она чересчур экзальтированна и чересчур преданна. Только сохранение тайны гарантирует Зое место рядом с Лещом. Это должно быть что-то серьезное, иначе Лещ, с его силой и темпераментом, давно бы послал ее подальше: он ничего не боится, а мелкие пороки только придают пикантность людям такого масштаба… Да и самое Зою устраивает эта садомазохистская игра.
Зоя, Зоя… Нужно намекнуть о ней Костику. Странно, что в досье Леща, которое так усердно составляли люди Лапицкого и которое очень точно живописует Леща и его окружение, секретарше отведен всего лишь один абзац. Хотя их можно понять: непривлекательная стареющая секретарша, морская свинка на телефонах, лабораторный кролик за перепечаткой приказов – нет более несовместимых людей, чем монументальный Лещ и его стертая секретарша. Тень.
«Тень воина». Откуда это? Кажется, у Хичкока не было такого фильма.
Я выхожу в холл и вынимаю пачку «Житана». Возвращаться в ресторан не хочется. Тебе надо подумать, Анюта. Еще немного – и скелет из шкафа Леща выпадет тебе прямо на руки…
…Весь обратный путь мы молчали. Так чудесно начавшийся вечер был безнадежно испорчен: именно так все представлялось Лещу. Именно эти чувства выражал его сосредоточенный профиль, его извинительно опущенные уголки губ; даже складка на лбу негодовала.
– По-дурацки все получилось, – он не выдержал молчания первым. – Я так хотел, чтобы праздник получился.
– Праздник получился, – я успокаивающе тронула его плечо. – Праздник получился, все было восхитительно. В конце концов, это ведь день рождения компании, а не мой собственный день ангела.
– Все настроение псу под хвост.
– У вас замечательная команда. Я буду счастлива, если они примут меня.
– Они уже приняли вас, – Лещ приободрился. – А ребята и правда потрясающие. Один Аркаша Юнкеров чего стоит.
И он, пытаясь загладить вину за единственную паршивую овцу Зою, принялся рассказывать мне о своих журналистах. Я не перебивала его: пусть говорит, пока я обдумываю сцену в туалете. Сегодняшний день был самым важным – тут наши позиции сходились. Пьяный прокол Зои стал для меня настоящим подарком судьбы, теперь я знала, в каком направлении действовать, и уже не мне, а Костику: он вцепится в малейший намек на развязку, я знаю его хватку. А то, что развязка наступит очень быстро, я не сомневалась: они не слезут с Зои, пока не докопаются до истины, какой бы она ни была. Что ж, Анна, ты подтвердила класс, интересно, кто будет следующим после Леща?..
– Вы не слушаете меня, – вдруг сказал Лещ.
– Простите.
Будь осторожнее, не зарывайся, ты позволила себе отпустить поводья, а делать этого нельзя, дело еще не закончено, поменьше спеси, девочка.
– Вы все еще обижены на Зою?
Конечно. Конечно, я обижена, как иначе: не очень-то приятно валяться на полу туалета, слегка придушенной безумной секретаршей; я отыграла глубоко запрятанную обиду:
– Нет.
– Я вижу, что обижены.
– Я стараюсь держать себя в руках. Думаю, это пройдет. Не обращайте внимания. Я ведь мудрая женщина.
Глаза Леща снова вспыхнули раскаянием и надеждой на благополучное разрешение инцидента:
– Слишком красивая, чтобы быть мудрой. Или наоборот?
– Не знаю. Не хочу об этом думать.
– Я могу как-то загладить вину?
– Думаю, да. – Я положила ладонь на руку Леща, я сделала это впервые, я вложила в этот жест максимум того, что можно вытянуть из горячих от предвкушения близкой ночи пальцев: ты же видишь. Лещ, я с тобой, я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой сегодня, я хочу проснуться рядом, я хочу проснуться в твоих руках, я так долго искала, я так долго не решалась, я так долго думала, я так боялась ошибиться, я так ничего не боялась, что мне пришлось подгонять страх палкой, как шелудивую собаку, только он мог защитить меня от твоего обаяния, от привычки не спать по ночам и самому готовить еду для собаки, я только одна из многих. Но теперь мне не нужен страх ни перед собой, ни перед тобой. Ты взял меня за руку, а теперь я беру за руку тебя.
Этой ночью я хочу быть с тобой.
Лещ остановился и бросил руль. Я все еще не выпускала его руки, я чувствовала, как она напряглась под моей ладонью, как она испугалась что-то делать и чего-то не сделать. Хорошо, пусть будет так, первый шаг за тобой, но это должен быть маленький шаг, самое начало долгого пути. Я наклонилась к Лещу и поцеловала его в твердую, гладко выбритую щеку, у самых кончиков губ: я готова двинуться вперед, но оставляю себе пути для отступления. Все будет зависеть от тебя, Лещ.
Он понял это.
Он лишь слегка повернул голову – легкое движение, почти ускользнувшее от меня, – и его губы накрыли «мои. Они были осторожными, чересчур осторожными. Но это не могло обмануть меня: за ненадежной плотиной я почувствовала глухое и яростное ворочание страсти. Нужно лишь немного подождать, и мощный поток пробьет проржавевшие, истончившиеся от времени шлюзы и снесет нас обоих – и меня и его.
По мере того как губы Леща привыкали к моим губам, обживали их, как обживают еще не открытые земли, они становились все более требовательными: отвечай на мой поцелуй, отвечай же!.. Но я и сама хотела быть призванной к ответу. Я поняла это слишком поздно, когда больше неоткуда было ждать спасения. Крепость моих подленьких логических построений выбросила белый флаг. И я не знала, чего сейчас во мне было больше: памяти о всех поцелуях, на которые я когда-то отвечала, или памяти об этом,
