Мария в поисках кита

«CALLATE LA BOCA».

Закрой рот.

Вот как.

К кому обращена надпись понять невозможно. Наверное, к тому, кто ее читает; кто приблизился к изгороди и не знает, что делать дальше: проникнуть вовнутрь или уйти восвояси. Это не похоже на предупреждение из серии «Не подходить! Опасно для жизни! Ведутся строительные работы!». Скорее — на пожелание или напутствие: «Лучше бы тебе держать рот на замке, что бы ты ни увидел». Пожелание выглядит добродушным и по-испански расслабленным — из-за разноцветной аэрозоли, ни секунды не строгой и даже какой-то легкомысленной.

— Callate la boca! — вслух произношу я и прикладываю к губам указательный палец, совершенно невыносимо пахнущий можжевельником.

И в то же мгновение замечаю кошку, бегущую вдоль изгороди, мимо зеленой, красной и фиолетовой надписей. В месте очередного прорыва, где полиэтиленовое крыло достигает земли, кошка исчезает. Если бы на месте кошки оказался белый кролик, я бы точно знала, что мне делать. Но я и так знаю, в мире нет ничего, что уже не было бы описано. Во всяком случае, в том мире, где существует ВПЗР. И ее фантазии, всегда являющиеся лишь вариацией на тему фантазий, которые пришли в голову другим.

При ближайшем рассмотрении изгородь оказывается обыкновенным металлическим забором в крупную сетку. Там, где исчезла кошка, сетка разрезана, и при желании можно протиснуться в образовавшуюся щель. И постараться при этом не зацепиться об острый металл.

У меня получается. Почти получается.

В память о несанкционированном вторжении остается лишь вспоротый рукав куртки Сабаса (я предусмотрительно напялила ее на себя, чтобы избежать таких вот неприятных соприкосновений с острыми крючьями сетки). И длинная царапина на правой руке, от среднего пальца к запястью.

Стоил ли культпоход к собору таких жертв?

По всему выходит, что не стоил: внутри я вижу то же, что и снаружи. Отголоски когда-то приостановленного строительства: каменные блоки, бетонные плиты, большой чан с застывшим цементом, деревянные козлы в количестве трех штук и несколько, не самых выдающихся образцов техники «Caterpillar»: два автопогрузчика, маленький желтый скрепер и экскаватор с опущенным ковшом. Ковш забит строительным мусором, к гусеницам прислонено несколько мешков со щебенкой, а довершает и без того унылую картину одинокая пальма. С пыльным измочаленным стволом и такими же пыльными листьями.

— Твою мать! — громко и раздельно произношу я и тотчас же слышу зловещий шепот за спиной:

— Callate la boca…

Кайя те ла бока, закройротзакройротзакройрот!..

Шепот ударяет мне в лопатки с такой силой, что я едва не падаю на землю. И зачем только я полезла сюда, кому нужны были эти подвиги? И куда снова подевался чертов можжевеловый запах? Ничего, кроме мельчайшей каменной пыли, которая так и норовит забиться в нос. И куда подевалась кошка?

И кто посоветовал мне не возникать и не сотрясать воздух понапрасну?

Обернуться я не в силах.

Я, как обычно, выбираю неведение: самый беспроигрышный вариант для жизни и самый провальный для романа. Будь то триллер-шарада или интеллектуальный квест.

В конце концов, этот шепот необязательно относится ко мне.

Он может относиться и к кошке, которая мяукнула где-то на противоположной стороне здания. Так я и буду думать. Так и буду.

Ненадолго успокоив себя подобным образом, я огибаю экскаватор и делаю несколько шагов к собору: вблизи он выглядит еще более уныло, чем издали. Вереница высоких стрельчатых окон заколочена листами ржавого железа, и только над входом, к которому ведут широкие стертые ступени, окошко сохранилось в неприкосновенности — единственное из всех. Оно круглое и похоже на иллюминатор; когда-то в него был вмонтирован витраж. Теперь же от витража остались одни воспоминания в виде двух неправильной формы осколков: карминно-красного и синего. Впрочем, в цвете я не совсем уверена — из-за пыли, толстым слоем лежащей на осколках.

На огромной, в два человеческих роста двери висит такой же огромный замок; он кажется мне точной копией замка с «Cara al mar», того самого, что удерживал цепь с треногой для телескопа. То же можно сказать и о множестве барельефов, украшающих дверь:

они — точная копия всего сразу, что я видела хотя бы однажды. Здесь, на острове. Или раньше, продираясь сквозь бесконечные страницы вэпэзээровских описаний со сраной претензией на мистику, эзотерику и общую культурологическую осведомленность.

Все эти описания слишком неподъемны для моего несчастного IQ.

Слишком громоздки. Как громоздки барельефные впадины и возвышенности. Подобно камням, из которых сложен собор, дерево изъедено временем и иссечено ветрами. Оттого и сцены из библейской жизни выглядят неустоявшимися, и их приходится додумывать. При желании я могла бы рассмотреть Кико среди святых, и Маноло среди мучеников, и Сабаса в чреве кита с женской головой. Я могла бы подменить любой из старинных барельефов гравюрой с постиндустриальным Апокалипсисом — и никто, ровным счетом никто, не заметил бы подмены. Да и кому замечать?

Кошкам?..

Больше всего я боюсь увидеть на барельефах ВПЗР, а ведь она наверняка там имеется. Занимает полагающееся ей место где-то по правую руку от Господа Бога, и все соответствующие атрибуты при ней: ноутбук, дешевые сигареты и нимб над головой. Нет, целый десяток нимбов, без зазрения совести отнятых у тех, кто имел несчастье оказаться рядом.

Вместо ВПЗР (занятой, очевидно, хищением нимбов) я обнаруживаю наполовину сожранного древесными жучками Моисея со скрижалями в руках, — они сохранились намного лучше. Настолько хорошо, что в скрижалях я признаю ностальгический джукбокс с плейлистом наиболее часто исполняемых композиций:

Henri Salvador — «Jazz Mediterranue»

Ella Fitzgerald — «Let's Call The Whole Thing Off»

Doris Day — «Perhaps, Perhaps, Perhaps»

и, конечно же, конечно, конечно! —

Miles Davis — «L'Assassinat De Carala».

«Let's Call The Whole Thing Off», божественная Элла, не менее божественная, чем Жанна Моро в роли Флоранс Карала, давай отзовем все это, все эти вещи! Все пугающие несоответствия, которые уже обнаружились и обнаружатся еще. Давай отыграем все назад!..

Я согласна.

Но мое согласие ровным счетом ничего не значит, все чихать на него хотели — и ВПЗР, и Талего, гребаный остров.

Наконец-то я вижу исчезнувшую было кошку.

Я не совсем уверена, та ли эта кошка, благодаря которой я попала сюда, еще одно открытие: я неприхотлива. Я могу довольствоваться абстрактными понятиями, не вдаваясь в обременительные и никому не нужные подробности. Это существенно облегчает жизнь и избавляет от навязчивых идей, легко трансформирующихся в фобии и кошмары.

Кошка — просто кошка, вне зависимости от того, сфинкс она, или обычная помоечная, или марокканская, с длинными ногами.

Кико — просто Кико, идиот, пересмешник и звукоимитатор — вне зависимости от цвета ботинок.

Глаза — просто глаза, вне зависимости от того, карие они или нарисованные.

ВПЗР — просто ВПЗР, вне зависимости от того, аристократка она, непризнанный гений или паучиха.

Лодки — просто лодки, вне зависимости от того, рассыхаются ли они на берегу или гниют на мелководье.

Талего…

Ну нет, с Талего все еще проще, он был и останется гребаным — вне зависимости от того, какой