— Я говорю о плене, в который вы попали совершенно здоровым.
— Да, но нас окружили, — забормотал лейтенант. — Не было другого выхода…
— Сейчас не первый день войны, чтобы бояться слова «окружение». Целые корпуса специально прорываются в тыл врага и громят его. Но даже если положение безвыходное, биться нужно до последнего, — произнес капитан и отвернулся от лейтенанта.
Сидевшие в тюрьме гестапо знали, что капитана фашисты вытащили из пылающего танка и в сознание он пришел лишь через три дня, уже в камере. Лейтенант пожал плечами и счел за благо отойти в сторону.
В пути один из тяжело раненных умер. Тело его все же донесли до «Лагеря отважных» и положили под кустом, накрыв шинелью.
Шурик, как приказывал Селезнев, отправился на пост к руслу потока. Несколько человек начали ломать ветки для постелей раненым. Ни ножей, ни тем более топоров не было, и ветки ломали руками.
К рассвету лагерь спал. Лишь Тоня, раненный в голову капитан Стрельников и двое матросов — Павлов и Копылов — сидели около родника и вели неторопливую беседу. Каждый рассказывал о себе.
Как бы по уговору, никто не спрашивал Тоню об отряде. Не выдержал только порывистый Павлов.
— А что это у вас за крепость «Севастополь», товарищ военфельдшер? — обратился он к Тоне.
Но Копылов толкнул его в бок и насмешливо сказал:
— Ты что это? На флоте сколько лет прослужил, должен понимать: скажут, когда надо.
Павлов смутился.
Люди один за другим начали подниматься. Тоня пошла в избушку и занялась осмотром раненых.
— Товарищ военфельдшер, — доложил Павлов, — с гор спускаются какие-то люди.
Тоня вышла на крыльцо.
— Вот и наши! — сказала она и испуганно замерла: среди идущих не было Вовки.
— Вовка! — закричала она, с плачем бросаясь к Селезневу.
— Ты чего? — удивился майор. — Вовка в крепости. Чего ты, глупенькая?
— Правда? — недоверчиво спросила Тоня. — Он не… не ранен?
— Здоров!
— А вы как себя чувствуете? — рука Селезнева была перевязана.
— Ничего. Рассказывай, что у тебя.
Особенно заинтересовал Селезнева разговор с лейтенантом. Он подробно расспрашивал, что говорили лейтенант и раненый капитан, как отнеслись к этому остальные.
Майор объяснил ребятам, как нужно вести себя. Никому из освобожденных пока нельзя говорить ни о пещере, ни о том, сколько в отряде, людей и оружия, ни о том, что у них нет связи с другими партизанскими отрядами.
Шурик с интересом рассматривал костюм Селезнева. На нем была какая-то странная куртка. Только вглядевшись, мальчик понял, что это немецкая шинель, захваченная когда-то им с Вовкой, у шинели отрезали полы, и она стала похожей на китель. Через плечо майора висел пистолет в кобуре. Голова была непокрыта: на весь отряд имелся один-единственный головной убор — Вовкина кубанка.
Селезнев подошел к освобожденным. Его мгновенно окружили, посыпались вопросы.
Майор улыбнулся:
— Я человек военный, к такому базару не привык. — И подал команду: — В две шеренги становись!
Измаил, Катя и Шурик стали сзади Селезнева лицом к строю. К ним присоединился спустившийся, наконец, с горы Вовка в парадном костюме.
По лицу мальчика было заметно, что он очень волнуется. Многие посматривали на него с нескрываемым любопытством. Уже разнесся слух, что этот мальчик с орденом и есть «Старик», за которым охотится гестапо.
— Дорогие товарищи, — громко сказал майор, — поздравляю вас с освобождением из фашистского плена!
— Ура! — закричал капитан, раненный в голову.
Крик дружно подхватили.
— Качать освободителей!
Селезнев показал на свою забинтованную руку, и его оставили в покое. Остальные же долго взлетали вверх.
— Становись! — снова скомандовал Селезнев.
— Вы попали в партизанский отряд, где действуют советские законы и устав Красной Армии, — продолжал он. — Сейчас вам доставят завтрак, а пока я, командир отряда майор Селезнев, и мои товарищи познакомимся с каждым из вас.
— В отряде хотим остаться! — крикнул кто-то из строя.
— Решим, — сказал Селезнев. — Старшина второй статьи Павлов! — вызвал он.
Моряк подошел к нему.
— За проявленную сегодня ночью дисциплинированность и помощь в боевой операции командование отряда награждает вас личным оружием.
Вовка снял с себя парабеллум и протянул матросу.
— Служу Советскому Союзу! — громко произнес Павлов.
Селезнев представил своих товарищей.
— Ну, а теперь отдыхайте, набирайтесь сил.
— Разрешите сказать, товарищ майор, — обратился капитан Стрельников. — Отдыхать хотелось бы поменьше.
— Понимаю вас, — улыбнулся Селезнев, — самому не терпелось действовать. Тем, кто чувствует себя лучше, работа найдется сегодня же. — Вспомнив, как Тоня заставляла его в первые дни лежать, Селезнев спохватился: — Но только с разрешения начсанслужбы. Сейчас прошу остаться в строю тех, кто служил в Красной Армии или был в партизанских отрядах. Остальным разойтись.
В строю, кроме мужчин, остались две женщины. Одна — молодая, высокая, в гимнастерке, очевидно военнослужащая; другая — пожилая казачка, которую все называли Митревной.
— Вы что, мамаша, — спросил Селезнев, — в армии служили?
— Да нет, сынок, — призналась Митревна. — Но хочу врагов бить.
— Будешь, мать, обязательно будешь!
Майор стал беседовать с оставшимися в строю.
Шурик и Измаил принесли из пещеры копченых уток, лепешки и котелок меда.
Пока шел завтрак, Тоня перевязала руку Селезнева.
— Очень больно? — спросила она.
— Ничего… Как твои раненые?
— Девочка умерла… Если б был врач, выжила бы… И другие раненые сложные. Гипс нужен.
— Придется кого-нибудь послать к доктору Степанову. Вовка и Измаил уйдут сейчас в аул Псекупс — нам нужно продовольствие, лопаты, топоры, нужна хоть какая-нибудь одежда и обувь. Ты останешься здесь. Пошлю к доктору Валю.
Измаил осторожно, опасаясь встречи с помощником Дархока, пробирался к дому старой Нефисет.
Не доходя до ее крыльца, он натолкнулся на одного из наиболее уважаемых в ауле стариков — седобородого Халяхо. Старик первым, как равного, приветствовал его. Мальчик оторопел от такой чести.
Халяхо увел Измаила в свою саклю. Дочь старика внесла маленький столик, приготовила на нем чай и вышла, так и не произнеся ни слова.
Усадив после долгих препирательств Измаила, который, по обычаю, не хотел садиться, старик пил с ним чай и вел, как требовало приличие, разговор о погоде, о здоровье родственников и знакомых. Но попробуйте спрашивать о здоровье родственников, когда отец и мать одного собеседника — по ту сторону
