вам о Ленине более подробно… Сегодня тепло и мы пообедаем в саду.
Мне надоели бесконечные разговоры. Никого не хочу видеть.
— Это и меня касается? — спросила я грустно.
— Вы, Верочка, единственное исключение.
Мы медленно пошли к дому. Подбежала дежурная секретарша:
— Приехал Орджоникидзе. Пригласить его?
— Скажите, что я уехал в Москву.
МАССАЖИСТКА НАТАША
Вечером Сталин сказал:
— Знаете, Верочка, я очень люблю баню. Люблю, когда меня хлещут березовым веником. Хотите попариться?
— Спасибо, я уже помылась в ванной.
Сталин расхохотался:
— Не волнуйтесь! Здесь два отделения, мужское и женское, вам никто не помешает.
Мне приходилось пользоваться общественными банями: маленькие помещения с ржавыми кранами, липкие лавки, старые тазы, большей частью дырявые. Горячая вода была только по пятницам, раз в неделю. Для того чтобы помыться, приходилось выстаивать в очереди по несколько часов. Некоторые женщины приносили с собой тазы.
Из-за этих воспоминаний я с опаской согласилась на предложение Сталина…
Да, это никак не соответствовало моим представлениям: стены покрыты коврами, на окнах тяжелые шторы, все помещение залито светом, удобные кресла, шкафы и чайные столики украшали предбанник.
Ко мне подошла высокая женщина с жемчужными зубами.
— Меня зовут Наташа, — сказала она, протягивая руку. — Хотите пить?
— Если можно, минеральной воды, но не холодной
— Уже несу.
Принесла воду и бутерброды с семгой и осетриной. Потом подала мне каучуковые сандалии и проводила в баню, облицованную цветным кафелем.
— Сначала примите душ, — сказала Наташа, — а потом я дам пар. Хорошо?
— Нет, спасибо, боюсь застудить горло.
После душа Наташа умело сделала мне массаж. Помогая мне встать, сказала:
— Какая вы красивая! Любая женщина позавидует вашей фигуре, у вас изумительная грудь, налитая, упругая. Можно я ее поцелую?
От этих двусмысленных комплиментов мне стало дурно.
— Наташа, не говорите глупостей!
— Извините, Вера Александровна, я не хотела вас обидеть.
Отхлестанная веником, я раскраснелась. Наташа причесала меня, сделала маникюр и педикюр. Я хотела ее отблагодарить, но она скромно отказалась:
— Нам нельзя брать чаевые.
— Хорошо, тогда я пришлю вам билет в театр. Запишите мой домашний телефон.
— Ох, большое спасибо! С удовольствием посмотрю спектакль и послушаю вас.
Сталин отдыхал в библиотеке, заполненной книгами, газетами и различными журналами.
— Вам понравилось? — спросил. — Как вам наша баня? Хорошо себя чувствуете?
— Очень хорошо, Иосиф Виссарионович. Чудная баня!
— А как работала Наташа? — испытующе взглянул он на меня.
— Она умелая, сильная. Впервые в жизни мне делали массаж.
— Что еще произошло? — продолжал Иосиф Виссарионович, пристально глядя на меня.
Долго не отвечала…
— Кто вас просил давать ей номер своего телефона? Что у вас с ней общего, чтобы приглашать ее в театр? Да поймите же, Вера Александровна, эти люди должны преданно служить. Кто нарушает эти правила, лишается доверия.
Мне страшно надоели его нотации. Я пожалела, что приехала.
ГРИГОРИЙ ЕВСЕЕВИЧ ЗИНОВЬЕВ
Однажды позвонила Зинаида Николаевна Райх:
— Милая Верочка, приходите к нам вечером, после десяти. Не пожалеете. До свидания. Я, как всегда, тороплюсь, полно неотложных дел. Привет от Всеволода Эмильевича.
Вечером хозяйка расцеловала меня и представила гостям:
— Наш соловей, лучшая солистка Большого театра, будущая всемирная известность — Вера Александровна Давыдова.
Усадила меня между Ягодой и Зиновьевым. Чокаясь со мной, Ягода шепнул:
— Не ожидал вас здесь встретить. Спешу доложить: ваш любимец Норцов арестован, начато следствие.
Присутствующие начали обращать внимание на наше шушуканье. Тогда Ягода встал и произнес тост: «Вера Александровна, пью за ваше здоровье!»
Мне стало дурно. Мейерхольд, наблюдавший за нами, спросил:
— Что вам сказал Ягода?
— Мой приятель — солист Большого театра Норцов — арестован!
— Завтра утром позвоню Калинину и потом перезвоню вам. У нас в гостях Рыков, это — очень влиятельный человек. Я с ним постараюсь поговорить.
Ягода повел меня в кабинет Мейерхольда:
— Вера Александровна, давно вас не видел. Хотите поссориться со мной, продолжаете там бывать, ходите в баню, разрешаете красивой девушке делать массаж и целовать вас.
Все это было сказано легко, как бы между прочим. Я была поражена его осведомленностью. Создавалось впечатление, что он не боится, что я перескажу наш разговор Сталину, Маленкову и Ежову. А может быть, он думает, что я испугаюсь и соглашусь на все?
— Я отвезу вас домой, — сказал он нагло.
— Я хочу пройтись.
— В таком случае, пойдемте вместе.
Этот навязчивый начальник ГПУ действовал мне на нервы, но я не знала, как от него избавиться. Ко мне подошел Рыков:
— Вера Александровна, вот наш домашний телефон. Мы с женой будем рады видеть вас у себя. Принимаем каждый четверг.
Я поблагодарила Рыкова, и тут подошел полупьяный Зиновьев:
— Верочка, почему вы такая недотрога? Одним можно с вами общаться, другим — нельзя! Это несправедливо… Каждый должен иметь равные шансы.
Я торопливо отошла, боясь, что он намекнет на мои отношения со Сталиным, но он просто приревновал меня к Ягоде и Рыкову.
К счастью, сотрудник Маленкова, игравший в шахматы с Мейерхольдом, поднялся и, подав мне плащ, сказал:
— Вера Александровна, вы не забыли о приглашении моей сестры сегодня на день рождения? Мы знакомы, я — Игорь Фетисов.
