расположились на отдых уже не в снегу у костров, а в теплой избе вокруг очага. — Мы не только склонили его принять наши условия, но добились того, что он сам и его люди первыми пойдут на копья и топоры этого Каури. Они возьмут угодья, которые нам ни к чему, а мы возьмем добычу. Надеюсь, при виде Вахто его враг достаточно разъярится, чтобы отказаться от переговоров и сдачи.
— А если нет, я ему напомню про его дочку Марьятту и сосновый веник! — Селяня ухмыльнулся. — Тут-то он взревет, как лось по осени!
— Ты быстро учишься! — одобрил Хрёрек.
— А если он узнает, что Каури никого к тебе не посылал и ничего не предлагал? — наклонившись к Хрёреку, шепнул ему Велем.
— Тогда мы найдем способ поведать Каури, что дочерям Вахто тоже может скоро понадобиться… как ты сказал? Сосновый веник? Они бросятся друг на друга с налитыми кровью глазами. И нам надо будет только подождать, пока один из них убьет другого. А израненному победителю останется лишь один выход: на все соглашаться, поскольку добить его, если что, нам труда не составит.
— И в кого ж ты такой хитрый! — хмыкнул Велем.
— У меня и моих предков большой опыт в делах такого рода. Думаешь, легко было захватывать и удерживать власть во Франкии, Фризии, Дании, Ирландии? А ведь здешние лохматые лесные хёвдинги — сущие дети по сравнению с тамошними графами и королями! Здесь простой железный котел — сокровище из преданий, а отряд в сто копий — большое войско!
— Ну, когда в кюле сорок человек живет, из них мужиков всего-то голов семь-восемь — сто человек даже слишком много. А что же там-то не удержался? — Велем пристально глянул на датчанина: его давно занимал этот вопрос.
— Потому что там такой хитрый не я один! — честно ответил тот. — Ты же бывал в Корсуне. Ты знаешь, что такое настоящий большой город. В такие города нужно приводить войско на сотне кораблей. Правда, там есть чего взять. Здесь единственное богатство — это меха и еще пленные. Но тут мало чего добьешься одним быстрым наскоком, как делают викинги во Франкии или Бретланде. Здесь товар нужно накапливать, вывозить, обменивать… Шведы давно поняли, как нужно действовать в этих местах. Я слышал про Эйрика конунга, который основал здесь новую державу…
— Нам эта держава не нравилась. Здесь наша земля, и мы не уступим ее руси.
— Шведы не подумали, что надо делиться со знатью словен. Так получается менее выгодно, зато надежнее. У твоей страны, Велем, большие возможности. Ты даже сам не знаешь какие.
— Почему же? Знаю. Я уже знаю, где взять куниц и где обменять их на серебро и шелка. Я дорогу знаю и уже по ней ходил.
— По этой дороге ходят уже лет сто. Но у нее слишком много хозяев, чтобы это приносило настоящие выгоды хоть кому-нибудь. Вы сидите над источником, в котором бурлит чистое серебро. Но пока куницы превратятся в серебро, приходится столько подарков раздать и столько раз рискнуть головой, чтобы довезти их хотя бы до Олкоги, не говоря уж о греческих землях.
— И что с этим делать?
— Пока не знаю. Но иные из моих предков собирали в своих руках много разных стран. Ивар Широкие Объятия, Харальд Боевой Зуб… И если бы кто-то сумел подчинить себе все земли от Восточного моря до Греческого — ты представляешь, какие выгоды это принесло бы?
— Ладно, хватит! — Велему это показалось уже пустой болтовней, и он повернулся на другой бок, плотнее натягивая медвежину. — Далече сокол залетел, птиц побивая. Не уловивши бела лебедя — не кушай.
«Рассказывает он мне! — сам себе мысленно говорил Велем, устраиваясь поудобнее. — Или я не знаю, с каким трудом приходится продираться через Ильмерь и Вышеню, тестюшку любезного, возьми его змеевец! Через Станилу и кривичей, зятю дорогому названому, не пошел бы он туда же! Через саваров, которые сидят в Любичевске на Днепре и собирают пошлину — каждую десятую куну. И выхода нет, потому что на Волжском пути у них же Саркел, и они давно между собой договорились, чтобы ни одна куница мимо не проскочила. Через Аскольда, от кислой рожи которого сводит зубы, но надо с ним обниматься и пить медовуху, потому что в его доме живет сестра Дивляна. Через днепровские пороги и печенегов… Да и сами греки тоже хороши! Но что со всем этим делать? Если наши куницы богами помещены так далеко от греческих шелков, поневоле приходится со всеми делиться!»
И все же что-то в словах Хрёрека было. Нечто умное и полезное, но и такое, что тревожило Велема. В конце концов, эти богатства еще надо взять и удержать. А кто поручится, что он сам или Хрёрек завтра не получит рогатиной в горло от того же Каури? Дурак ты или умный, а рогатина — она не разбирает…
И все же Велем заснул вполне безмятежно. Он на собственном опыте убедился, что вера в свою силу привлекает удачу. И не ему было жаловаться.
Через два дня дружина тронулась дальше. С ладожанами шли почти двадцать человек из родичей и ближайших соседей Вахто, которые предпочли принять его сторону. Причем чудины были настроены наиболее непримиримо: ладожские воеводы не возражали бы, если бы Каури просто сдался и выплатил дань, но Вахто требовал уничтожения враждебного рода.
Шли три дня, по пути миновали еще несколько поселков, но здесь все обошлось мирно. Нигде не насчитывалось больше пять-шести мужчин, а тем и в голову не пришло бы противиться сотенному войску, к тому же Вахто уверял соплеменников, что подчиниться будет наилучшим выходом. Прежде соседи не спешили его поддерживать, чтобы не ссориться с Каури, но теперь сила, стоявшая за спиной Вахто, не оставляла места для колебаний. Из каждого поселка он еще по трое-четверо мужчин уговорил присоединиться к войску, и чудинский отряд к концу пути насчитывал уже человек тридцать с лишним.
Но и Каури не дремал: нашлись люди, предупредившие его о надвигающейся опасности, и он тоже позаботился собрать людей. Когда Велем с крутого берега увидел впереди ожидающее войско, то понял, что Вахто не зря опасался своего соперника. Поселок стоял на высоком берегу, где лес отступил довольно далеко, а между лесом и жильем лежала луговина, кое-где поросшая кустами, — видимо, летом здесь пасли скот. И на этой луговине, преграждая путь к десятку изб, стояла целая толпа — пять или шесть десятков человек. Видимо, Каури действительно мог подчинить своему влиянию довольно многих, не считая собственных родичей. В одиночку Вахто с ним не справился бы.
Вахто вовремя предупредил, когда войско приблизилось к вражескому поселку, и указал место, где удобнее было подняться на крутой берег. Делать это непосредственно перед поселком было бы не только безнадежно, но и опасно: крутой склон, покрытый глубоким снегом, был совершенно неприступен, а к тому же люди Каури могли осыпать нападающих стрелами сверху. Теперь же войско подошло к ним по берегу, и Каури почти сразу пришлось принять бой. Выставив на подходе дозорных, он узнал о том, что враги приближаются, но уже не успел помешать им подняться со льда реки к поселку.
Первым шел Вахто со своими людьми: он настаивал на этой чести, и ему охотно ее уступили. Оскорбленный старейшина хотел упиться долгожданной местью и ощущением могущества, приближаясь к давнему врагу в первых рядах и почти что во главе сильной дружины, а ладожан вполне устраивало, что первые стрелы на себя примут чудины.
Каури действительно встретил приближающегося противника стрелами. Хорошо, что догадливый Хрёрек, знакомый с обычным ходом сражения, посоветовал людям Вахто приготовить луки, а также снабдить каждого лучника сопровождающим, который в это время будет прикрывать его щитом. Щитов в достаточном количестве у чудинов не было, и Велему пришлось дать своих людей. Это решение он принял не без колебаний, но его уже не раз посещали подозрения, что, уступая Хрёреку слишком много власти в походе, он рискует потерять его плоды.
Среди людей Каури щиты держало лишь трое-четверо: не имея привычки выступать против людей, охотничье племя было плохо знакомо с этим приспособлением. Как только войско подошло на достаточное расстояние, из рядов Каури полетели десятки стрел. Первый ряд прикрылся щитами, и лучники Вахто немедленно ответили. В рядах Каури пострадавших оказалось больше, но и многие из людей Велема с трудом удерживали потяжелевшие щиты, в которые воткнулось по нескольку стрел.
— Вперед, бегом! — орал Велем, с топором за поясом, размахивая рогатиной и прикрываясь щитом в левой руке. Сейчас он впервые в этом походе шел в открытый бой, в рядах шапок и колпаков его варяжский шлем и рослую мощную фигуру было хорошо видно. — Бегом!
