Франции их насчитывалось уже 1,3 млн. (но пока автомобиль не стал еще общедоступным средством передвижения, как в Америке).
В жизнь людей входило радио, телефонная связь проникала и в сельскую местность. Парижское метро становилось самым разветвленным в мире.
Мода, как и нравы, стала свободней. Состоятельные буржуа и аристократы в повседневности сменили фраки и сюртуки на пиджаки, рабочие сменили на них свои блузы. Женщины отказались от платьев со шлейфами и кринолинов. Люди стали одеваться примерно так же, как одевается большинство из нас - во всяком случае, в наряде того времени современный человек покажется разве что оригиналом, а не отлучившимся из-за кулис актером или сами понимаете кем.
Усложнилась и политическая жизнь. Все большим влиянием пользовались левые. В том числе коммунисты - но они постоянно чувствовали на себе «руку Москвы», а это далеко не всегда прибавляло им популярности. Руководство Коминтерна во главе со Сталиным смотрело на компартии других стран как на секции некоей «единой мировой коммунистической партии» (именно так было записано в уставе). Коминтерн мог вмешиваться в решения съездов и центральных комитетов этих своих секций, даже менять их руководство.
Поэтому, когда в 1924 г. левые получили возможность сформировать правительство («Картель левых») - они обошлись без коммунистов. Впрочем, те тоже чурались компании социалистов всех толков - ведь Сталин провозгласил, что социал-демократия «есть объективно умеренное крыло фашизма». В своих конкретных условиях руководство ФКП перефразировало эту установку так: «Долой Национальный блок, долой Левый блок - оба они орудия капитала!». Напомню, Национальный блок - правившее до 1924 г. объединение правых партий. А в Картель левых входили не только социалисты, но и партия радикалов, которая хоть и стояла за социально-ориентированную политику, но в то же время считала право частной собственности незыблемым. Коммунистов же на том этапе мог устроить только «рабоче-крестьянский блок», который в случае победы низверг бы иго капитализма и установил рабоче-крестьянскую власть. Большинство избирателей такие перспективы отпугивали, но все же на выборах коммунисты получили 874 тыс. голосов, что обеспечило им 26 мест в палате депутатов.
Правительство Картеля левых возглавил лидер радикалов Эдуард Эррио - убежденный республиканец и демократ, человек высокой культуры, который хорошо знал потребности простых людей.
Эррио сразу же выступил против «политики колючей проволоки» и провозгласил себя сторонником франко-советского сближения (еще в 1922 г. он первым из влиятельных французских политиков посетил Советскую Россию). 28 октября 1924 г. он сообщил в Москву, что «правительство Французской Республики, верное дружбе, соединяющей русский и французский народы», признает правительство СССР и готово установить дипломатические отношения. Вскоре в Париж прибыл первый советский посол Л.Б. Красин.
Правительство Картеля левых пересмотрело отношения и с Германией, пойдя на сближение с ней. Эррио исходил из разумного принципа: «арбитраж, безопасность, разоружение» («доверяй, но проверяй») и был согласен на включение Германии в Лигу Наций.
Были освобождены с каторги мятежные моряки Черноморского флота и восстановлены на работе уволенные в 1920 г. железнодорожники. Эррио постоянно заявлял, что не собирается проводить «социалистическую политику», но крупный капитал не доверял ему и при случае осложнял жизнь. Когда в апреле 1925 г. финансовая политика кабинета не была одобрена в сенате (там преобладали правые), правительство предпочло уйти в отставку.
Но Картель левых оставался у власти еще год - новое правительство возглавил Аристид Бриан. Сын трактирщика, талантливый оратор и ловкий дипломат, он до 1931 г. был бессменным министром иностранных дел в 14(!) правительствах самого разного состава. И во время своего премьерства основное внимание он уделял решению внешнеполитических задач. Его прозвали «миротворцем», а в 1926 г. он стал лауреатом Нобелевской премии мира. Бриан был одним из инициаторов проведения международной конференции по разоружению и подписал от имени Франции Женевский протокол о запрещении химического и бактериологического оружия.
Как и его предшественник Эррио, Бриан стоял за сближение с Германией, но считал, что необходим блок европейских государств, солидарных с Америкой и противостоящих Советскому Союзу.
В 1925 г. Германия была принята в Лигу Наций. Впоследствии стало известно, что в обмен на пропуск туда Бриан и английский премьер Чемберлен добивались от немцев согласия выступить против СССР в случае возникновения военного конфликта. Германия на это не пошла, но в Лигу Наций ее все равно приняли. В 1926 г. она заключила с СССР договор о взаимном нейтралитете - это открывало ей широкие возможности для разностороннего сотрудничества с Россией, в том числе военного (на советских аэродромах и полигонах готовились будущие кадры люфтваффе и танковых частей - по Версальскому договору, рейхсвер не мог иметь эти рода войск).
С 1926 г. несколько лет правили правые партии, причем первые три года кабинеты возглавлял состарившийся уже видный радикал Пуанкаре. Были проведены традиционные либеральные меры - сокращены государственные расходы за счет увольнения части служащих, обеспечены льготы банкирам и предпринимателям - но в тоже время введены новые налоги. Все это делалось по рекомендациям комитета экспертов, учитывающего мнение крупного капитала.
Удалось добиться подъема экономики и увеличения бюджетных доходов, стабилизации франка. Прекратился рост цен. Были введены пособия для некоторых категорий безработных, пособия по инвалидности и болезни, пенсии по старости для низкооплачиваемых. Разворачивалось строительство дешевого муниципального жилья.
В 1929 г. Бриан (опять ставший тогда премьером) впервые выступил в Лиге Наций с идеями «пан- Европы» и «общего рынка» и с конкретными предложениями ликвидировать для этого таможенные барьеры. На этот раз одобрения не последовало, но важна была уже сама постановка вопроса.
В следующем году Франция вывела все войска с германского левого берега Рейна, и надо было позаботиться об обеспечении границы, со стороны которой уже два раза приходили большие беды. Началось строительство «линии Мажино» (по имени военного министра, автора проекта). Это был комплекс сооружений просто устрашающих по своим размерам и мощи. Целые многоуровневые железобетонные городки внутри скал, с узкоколейными железными дорогами, с огромным количеством огневых средств, обеспечивающих сплошную систему обстрела. Нечто подобное можно видеть только на схемах севастопольских и кенигсбергских фортов («линии Маннергейма» до этих чудес военно-инженерной мысли далековато).
Но строительство линии не было доведено до конца, а бельгийскую границу она не прикрывала даже по проекту, что дорого обошлось в 1940 г. (впрочем, если бы даже была закончена и если бы уберегала от удара через Бельгию - трудно предположить, что Гитлер постеснялся бы напасть через Швейцарию, внеся некоторые коррективы в благополучие этого альпийского райского уголка).
Однако пока опасения были неопределенными, Франция чувствовала себя сильной и гордилась своей колониальной империей.
Хотя там приходилось быть начеку не в предвидении возможных будущих осложнений, а повседневно. В колониях и на подмандатных территориях часто происходили восстания. В Марроко долгое время не удавалось сломить сопротивление берберских рифских племен. В Сирии друзы (приверженцы одной из шиитских сект) даже захватили Дамаск и обосновались там на два года, пока их не выбил переброшенный большой контингент войск. В Индокитае французские власти зачастую прибегали к жестоким репрессиям. Несколько тысяч человек было казнено «по дисциплинарным причинам» - например, за злостное уклонение от принудительных работ на каучуковых плантациях. Что тут хорошего скажешь про «миссию цивилизаторов»?
Но французский обыватель пил какао, кушал шоколад, носил ботинки на каучуке, любовался на экране чудесами далеких стран - и ему это нравилось. Особенно впечатлила международная колониальная выставка, состоявшаяся в Париже в 1931 г. Она была огромна. В Венсенском лесу разместилось множество павильонов, часть из них - на островах озера Домениль. Вокруг выставки была проложена железная дорога, и можно было из окна вагончика, - или из микроавтобуса, или с борта катера, - обозреть весь мир во всем
