святотатством.
Начальник разведки умел проявлять повышенную осторожность, держаться в тени — поэтому на фотографиях бесполезно было искать его.
Что касается Лобкова, затеяв опасную игру, он не представлял, куда она приведет. Сегодня надо было, по его разумению, так — он делал так. Привлек для роли посредника преданного подчиненного, почти интеллигента — Режиссера — бывшего студента института кинематографии.
Лобков знал, что рискует лишиться не только массивного золотого перстня, но и пальца, и всей руки, и вместе с головою.
Выбора не было.
Почему-то чаще всего женщин звали Наташами. Эта не была исключением.
Его с нею познакомил Головкин, который сам, будучи женатым человеком, не всегда мог предаваться свободным забавам.
Лобков был холост. Красив, молод.
Страстно любил игру. Иногда выигрывал.
Сегодня он просадил все, что принес, до рубля. Исключая, разумеется, заначку на расчет в ресторане — было бы смешно оказаться несостоятельным, особенно в присутствии Наташи.
С сожалением бросив последний взгляд на рулетку и сосредоточенно возбужденную толпу вокруг, направился в ресторанный зал.
Наташа сидела одна за столиком — но не скучала и не замечала никого, потому что перед нею обнаженный юноша выделывал эротические па. Он работал специально на нее — в притушенном цветном полусвете, под мягкую ритмическую музыку: звучало что- то заунывное, восточное, томное. Наташа глядела не отрываясь, ее возбуждение подстегивалось со всех концов зала направленными на юношу взглядами женщин и мужчин от других столиков: они концентрировались в непосредственной близости от нее, совпадая с ее интересом и заряжая хмельной энергией окружающее пространство.
Лобков подсел скромно за столик, с интересом глядя на тонкого юношу, гибкого и хрупкого, выставляющего мужские прелести, пританцовывающего в экстазе — словно безоглядно отдаваясь избранной зрительнице. Прочим женщинам позволено было с большего или меньшего расстояния следить завистливо за исполняемой сценой ирреального соития.
Зубы юноши были оскалены в улыбке. Глаза блестели неподдельно. Он был очень привлекателен — для женщин.
В ответ на его призывные движения Наташа тоже обнажила зубы, с блестящими глазами подалась вперед.
Мягкая заунывная музыка размягчала и одновременно подстегивала нервы, это действовало так гипнотически, что Лобков с недоверчивою усмешкой ощутил властный призыв плоти, сладкое напряжение в паху. Ему захотелось крепко, грубо схватить Наташу, повлечь за собой отсюда, от зрителей, от гипноза конкурирующих телодвижений — она принадлежала ему, только ему — хрупкий юноша, кто он? актер, марионетка. Их столик был уставлен шампанским, икрой, невиданными для зимней Москвы фруктами — к черту! бросить, повлечь за собой!.. Актеру спасибо — за одно- единственное — он сделал свое дело классно — она готова полностью.
Надо брать ее и уходить.
В профиль видно было ее лицо, вдохновенное страстью, притягательное.
Лобков наполнил фужер шампанским и с жадностью осушил, смягчив пересохшее горло.
Еще через минуту выпил рюмку «Армении».
Эротический танец длился.
Под утро, лежа в постели в своей холостяцкой и роскошной квартире, он ощущал дыхание уткнувшейся ему в бок, под мышку, женщины, красивой и страстной, а сейчас спящей безмятежным сном, доверчиво прильнув к нему, — и странные мысли и чувства наполнили его душу. О постоянстве, о покойном, надежном существовании — без перемен и разочарований, без неизменных поисков, подозрений, ревности и проклятий. Захотелось не рваться, не суетиться — жить в мире и добре и… радостной любви.
В материальном плане у него имелось все. Ну, правда, все и было сейчас под угрозой — но об этом нечего было размышлять: как будет, так будет. Имелось все… Не хватало близкой, любимой женщины. По- настоящему любимой и любящей — дорогой. Что дороже самой дорогой вещи, камня, или браслета с камнями, или мертвого овального чуда Фаберже, или даже целиком этой роскоши, заключенной в обширные стены престижного дома в престижном районе одного из самых дорогих городов мира…
Не было смысла во всем этом выпендреже, он ясно вдруг осознал, что цель и смысл его существования в чем-то другом, пусть роскошь, пусть свобода выбора благодаря огромным деньгам, — но не то, не то, это всего лишь почва, на которой он стоит, а воздух для дыхания, для полета в другом!.. Так зримо представил себе, что защемило в сердце.
Женщина проворковала что-то во сне, вздохнула и повернулась на другой бок, выгнув спину, прикасаясь к нему голыми нежными ягодицами.
Он снова ощутил укол грусти и безоговорочной покорности во имя достижения мечты.
— А ты не спишь? — сонным голосом произнесла Наташа.
— Нет… не спится… Хочешь, поставлю музыку?
— Я спать хочу, — капризно заявила она. — Какая музыка?.. Надо вставать… идти… искать…
— Да нет — вот он, пультик. Жми на кнопки.
— Какая прелесть.
— Дистанционное управление: японская система. Пластинки, видео, радио — все что душе угодно.
— У тебя есть Робертино Лоретти? маленький?..
— Конечно.
— Обожаю маленького Робертино Лоретти.
— Исполнено.
— Спасибо… Только, пожалуйста, не очень громко… Это ужасно, какая сейчас мода — колошматить по голове громовыми динамиками… Поэтому твое казино люблю: там мягко, нежно… томно…
Он просунул руку ей под шею, притянул к себе, и сам прижался:
— Может быть, не только музыка тебе нравится в казино?
— Ах, это… Не издевайся, пожалуйста, очень симпатичный мальчик, такая откровенность… талант…
— Он тебе понравился?
— Не в том смысле.
— А в том?..
— Привлекательней тебя я не встречала…
— А я так прямо влюбился…
— Пойдешь ко мне? — спросила она.
Лобков молча поцеловал ее в затылок, потом в щеку — она поворачивалась к нему — в глаз, в губы… Ее руки крепко обняли его за шею. Он перевалился на нее, раздвигая послушные колени, отметив, как покорна женщина.
Через некоторое время он, лежа на спине, а она положила голову ему на плечо, повторил, несмело запинаясь, сам с удивлением слушая произносимые слова:
— Прямо-таки влюбился… Пошла бы за меня замуж?..
— Так сразу?
— А как еще?.. Головкин… он тебе не подходит: у него жена, и он примерный семьянин… не думаю,
