— Для Шести Черных Свечей! — кричит Донна.
— Для проклятия, — подхватывает Джедди.
Кэролайн кивает в ответ. Пока до нее не дошло, рот у нее слегка приоткрыт.
— Да, все правильно.
Донна и Джедди слышат, как она повторяет про себя, спускаясь по лестнице и проходя по двору:
— Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты. Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты. Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты. Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты.
Голова Стейси Грейси
Как только Кэролайн вышла, Донна поднимается и проходит на кухню.
— Еще чаю? — спрашивает она.
Джедди кивает и закуривает. Донна опять ставит чайник, достает две чашки, а Джедди пытается с ней разговаривать, погрузившись в уют дивана и пламени, ласкающего ноги. Ей приходится почти кричать — ведь большая декоративная арка «Артекс» слышимости не улучшает, да еще и чайник, закипая, шумит вовсю. Прошлым вечером Донна была на потанцульках, и Джедди интересно, кто еще там был и, главное, кому удалось подцепить мужика.
— Была где вчера, Донна?
— У Гарфилда.
— Нормально?
— Ну. Только с бодуна сегодня.
Чайник кипит, и лицо Донны заволакивает пар.
— Эх, типа и славненько же было!
— Обалденно. Только… — Донна наполняет стакан холодной водой и выпивает в три глотка. Из стакана на нее пялятся водянистые глаза похмелья. — Ух! Вроде полегче. «Айрон Брю» и водка — плохая находка. Хуже некуда, ей-богу.
Джедди явно хочет что-то сказать, но не решается и усиленно курит. Ее взгляд сначала блуждает по комнате, потом останавливается на Донне. Потом Джедди отводит глаза и задумывается о чем-то. Потом опять смотрит на Донну. Наконец, уставившись на самую вершину декоративной арки, Джедди спрашивает:
— Закадрила кого?
Донна не отвечает, пытаясь припомнить вчерашний вечер. События дробятся, будто отражения в зеркальном шаре, память сохранила только какие-то кусочки — поворот головы, улыбку, красивый зад. Вроде женский. И мужики, мужики повсюду. М-да. Ах, трах-тарарах! Еще такси. Асфальт. Ботинки и крики. Кровь и чья-то расцарапанная физиономия.
— Донна, я спрашиваю, ты закадрила кого?
Донна рассматривает сломанный ноготь.
— Нет.
Джедди переходит к стадии два. Коломбо мог бы ею гордиться.
— А кому-нибудь удалось подцепить кого?
Донна не отвечает. Она и правда не помнит — ведь в голове у нее только фрагменты мозаики. Чтобы сложить картинку вчерашнего вечера, ей обычно требуется целый день. Да и то остаются порядочные пустые места. Она теперь просыпается по утрам с таким чувством, будто в венах у нее вместо крови патока. Что до прошлого вечера, то он тонет в угрызениях совести. В чувстве греха.
— Удалось кому-нибудь?
— Венди. Она кого-то подцепила, — говорит Донна.
— Угу. Угу. Да-да, — произносит Джедди.
Джедди стискивает губы и начинает думать про Венди и ее вчерашнего кавалера. Про Венди и ее светлые волосы, торчащие дыбом, словно шерсть у зверя, ее культурный голос и губы учительницы. Зараза Венди. Джедди следовало догадаться, что уж она-то найдет мужика.
— Я каждый день вижу эту Венди на главной улице.
Джедди гасит окурок с такой энергией, будто мстит. Ее окурки лежат в пепельнице, как тела убиенных в резне. Джедди закуривает следующую сигарету. Светотени от пламени зажигалки пробегают у нее по лицу и словно образуют другую кожу. Тайную кожу из пламени. Глаза стерты огнем. Похоже, жизнь ушла из ее тела и оно наполнилось чем-то другим. Чем-то нездоровым. Вакуумом обиды, который один неизменен и поглощает все остальное.
Джедди идет в атаку:
— Да, она каждый день проходит по главной улице и никогда не зайдет ко мне. Я ее уже сто раз видела. Такие волосы нельзя не заметить. Их видно издалека. Только две вещи всегда видно издалека: Великую стену Гонконга и торчащие волосы Венди.
Не обращая внимания на Джедди, Донна достает молоко из холодильника и разливает по чашкам. Стук ложечки — это ее единственный ответ. Язык тишины. Она не клюнула на наживку Джедди. И тут будто вспышка освещает ее память. Вот и еще картинка вчерашнего вечера. Довольно красочная.
Донна потрясена.
— Я побила того парня, — выпаливает Донна.
Джедди чуть не давится дымом своей сигареты, бог весть какой по счету.
— Что ты сделала с тем парнем?
Донна выходит из кухни и прислоняется к декоративной арке.
— Он был вполне ничего. Бац — и я двинула ему прямо в челюсть. Хороший апперкот. По-моему, я ему челюсть сломала.
— Кто это был?
— Ты его не знаешь. Доктор он.
— Ну ты даешь! Ты отмахала доктора?
— Он еще учится на доктора.
Джедди качает головой. Она не может поверить сразу в три вещи. Первое: Донна вырубила доктора. Второе: Донна смогла подцепить доктора. Третье: у Донны на крючке был доктор и она все просрала.
— Он теперь может прописать что-нибудь от головы сам себе, — говорит Джедди.
— Ш-ш-ш! Не надо про голову.
Может показаться, что Донну заставляет так говорить ее собственное тяжкое похмелье. Вовсе нет. Ничего подобного. Джедди смеется и поводит плечами. Донна подхватывает ее смех. Обе они прыскают и фыркают. В их смехе есть что-то непростое, заговорщическое. И на этом фоне (а быть может, прячась за всем этим) Джедди гнет свою линию:
— Значит, ты была у Гарфилда? А Джон Ферри был?
Донна перестает смеяться.
— Ты знаешь, был.
— Венди трепалась с ним?
Вот Венди и снова на языке. Донна парирует:
— Не знаю. Наверное. Я была не в себе.
Джедди закуривает еще сигарету и раздумывает, как бы продолжить тему. Донна сама ломает голову, что бы такое сказать. Ага, вот. Камин. Он прямо напротив них, и про него как-то забыли. Штука для куда более шикарного помещения. Не место ему в трущобах.
— Камин — это вещь, — говорит Донна.
— Теперь он мне как-то не очень, — возражает Джедди.
— Шикарная штука, ты что.
— Не для этой квартиры, однако. Он чересчур… большой.
— Она же собирается все тут переделать.
