— Эти дома снесли только в шестидесятые годы, святой отец, — информирует матушка.
— Вы только представьте себе, отец. По ночам улицы освещались редкими газовыми фонарями, и брусчатка блестела под ними, — низким зловещим голосом произносит Старая Мэри.
— В то время кабаки закрывались в девять, — сообщает матушка.
— У меня были две тетушки, отец, — Мэри и Лиззи. Они так и не вышли замуж, — говорит Старая Мэри.
— Они много читали, — вставляет Венди.
— Они умели гадать на чаинках, гадать по руке и все такое, — дополняет картину Донна.
Свои роли Девочки знают назубок — когда вступить, а когда и промолчать, предоставив слово Старой Мэри, когда наклониться вперед, а когда откинуться назад, когда вовлечь Бойля в разговор, а когда отвернуться. Донна таращит неподвижные глаза, а Старая Мэри продолжает:
— Они не пили… но курили много… дымили как паровозы.
— Как фабричные трубы, — уточняет матушка.
— В тот вечер они пошли за сигаретами, — говорит Старая Мэри.
— Они часа не могли прожить без затяжки, — поясняет Энджи. — Без затяжки не могли прожить и часа.
— Они даже домашних тапочек не сняли, — сообщает Линда.
Линда говорит с дивана, куда ее пересадили. Для Бойля она ничем не отличается от своих пышущих здоровьем сестер. Пару раз Бойль взглядывает на Донну в инвалидной коляске, но тут подход может быть только один: «она такая же, как все». Не обращать внимания на кресло на колесах. Не спрашивать, что с ней стряслось. Так должны поступать святые отцы. Серьезно.
— Было уже девять, но без курева они прямо задыхались, — продолжает Старая Мэри.
— На улице ни единой живой души, — говорит матушка.
— Темень хоть глаза выколи, — возвещает Донна, уставившись священнику прямо в глаза.
— И тишина, — дополняет матушка.
Старая Мэри нагибается к Бойлю так близко, что, кажется, еще чуть-чуть — и они поцелуются.
— На Дандиван-роуд Джинни Боги держала лавочку, и постучать в дверь с заднего входа и спросить сигарет можно было в ночь-полночь. Да. Но в тот вечер Мэри и Лиззи постучали, а им никто не ответил.
Венди поднимается и роется в своей сумке в поисках диска, который она купила по пути сюда.
— Подождите, подождите минуточку, — восклицает она. — С музыкой будет лучше.
Сестры с интересом ждут, пока Венди поставит диск. Хотя они уже сотни раз исполняли эту сценку и роль каждой вроде бы расписана, всегда остается место для импровизации. Ведь всегда можно что-то улучшить.
Звучит Паганини.
Старая Мэри продолжает свой рассказ:
— Тук-тук-тук! Никакого ответа. Вообще ничего, отец. Им показалось это странным, ведь Джинни Боги всегда сиднем сидела у себя в лавке, отлучалась только на свадьбу или поминки.
— На поминки или свадьбу, — эхом отзывается Энджи.
Старая Мэри повествует дальше:
— Так что Мэри и Лиззи повязали крест-накрест свои платки и направились сквозь туман домой. Вы только представьте себе, отец! Зыбкий свет газовых фонарей расплывается в тумане, от фонаря до фонаря все во мраке, и они идут по Баканан-стрит. Представили себе, отец?
— Ого-го-го! — внезапно орет Энджи прямо в ухо священнику. У того душа уходит в пятки.
— Энджи! — укоризненно произносит матушка.
Энджи просит прощения. Глаза у Бойля блестят, и по целому ряду причин. Во-первых, они хорошо представляют свою страшилку. Во-вторых, он чувствует себя во власти окружающих его женщин. Во власти особ противоположного пола.
— Как же они без курева переживут эту ночь — ни о чем другом тетушки и думать не могли. На все готовы были, только бы затянуться, на все, — говорит Старая Мэри.
— На все. — Джедди пододвигается поближе к священнику, не оставляя места для двусмысленности. Ресницы у нее скромно опущены. Никакой демонической силы в ней уже как бы и нет.
— Ну вот. И подходят они к дверям церкви, — рассказывает Старая Мэри.
— Церкви Святого Августина? — уточняет Бойль.
Все разом кивают, словно какой-то единый загадочный механизм.
— Чтобы набрать окурков, — вставляет матушка и делает Старой Мэри знак продолжать.
— И тут в тумане вырисовывается фигура. Тетушки останавливаются, а фигура-то движется прямо к ним. Тяжелая поступь эхом отражается от стен зданий.
Энджи тяжко топает по полу. Все вокруг сотрясается. Старая Мэри взглядом останавливает ее. Роль рассказчицы переходит к Донне.
— Но зданий тетушкам уже не видно — такой густой опустился туман. Правда, бабушка?
Старая Мэри кивает и подхватывает:
— Тетушки уже и понять хорошенько не могут, где находятся. А цоканье все ближе и ближе…
— Тетушкам уж стало казаться, что они потеряли в тумане дорогу и поднялись на вершину какой-то горы, — говорит Энджи. — На вершину горы поднялись в тумане…
Слово опять берет Старая Мэри:
— Они стояли и смотрели. Во мгле слышалось только
— Цилиндр и фрак, отец, — произносит Линда с придыханием.
— Одет с безукоризненной элегантностью, — сообщает священнику Венди.
Старая Мэри продолжает:
— Словно принц. Мэри и Лиззи поразились, какие у незнакомца яркие глаза. Роста он был очень высокого.
— Вот такого вот. — Энджи становится на диван и вытягивается во весь рост.
Дирижерская палочка переходит к матушке.
— В те дни в Тяп-ляпе человека во фраке, кроме как на поминках и свадьбах, можно было встретить только в ломбарде.
— «Добрый вечер, сударыни», — вкрадчиво шепчет незнакомец. Произношение у него такое, что не вдруг определишь, из каких он мест, — снова вступает Старая Мэри.
— «Д-д-добрый вечер, сэр, — бормочет в ответ Лиззи и автоматически делает реверанс. — Не п-п- продадите ли сигаретку?» — И матушка, изображая Лиззи, сама делает книксен.
Рассказ, как это всегда бывает, превращается в спектакль.
— Незнакомец улыбнулся им, — вставляет Старая Мэри.
— Скорее осклабился, — уточняет Линда.
Донна и Линда демонстрируют Бойлю тупые ухмылки. Эстафета переходит к Старой Мэри:
— Мэри покраснела и оглянулась. Кругом никого, только фонари да какой-то пьяный распевает вдалеке «Виски в кружке».
Венди принимается исполнять «Виски в кружке», но под укоризненными взглядами остальных умолкает. Импровизация — дело хорошее, а вот выпендриваться ни к чему.
Старая Мэри продолжает:
— Улыбнулся и отвечает: «Сигареток вам продать, сударыни? Да что вы. Я лучше сделаю. Я дам вам сигареты даром».
Старая Мэри поднимается с места, желая сама кое-что изобразить. Кэролайн хоть и не участвует, зато отвлечется от своей драмы. Это хорошо.
Старая Мэри изображает следующую сцену истории.
— Черная рука лезет во внутренний карман фрака и достает портсигар. Из чистого золота, отец, из чистого золота. Тетушки стояли словно зачарованные. Только представьте себе, отец, только представьте. — Старая Мэри достает из кармана воображаемый портсигар. — Он так и сверкал в темноте.
