И в это мгновенье он осознал, что давно подспудно желал совсем другого.
– Чего я по-настоящему хочу, так это учить. Учиться самому и учить. Как вы… но… не как священник, – запинаясь закончил он и понял, что, кажется, проявил бестактность.
– Я понял. Ты без труда получишь разрешение преподавать в начальных классах, когда закончишь школу. Но такому, как ты, нужно ехать в Англию, в университет. Было бы неплохо, если бы ты смог поехать туда вместе со своим другом Николасом, а?
Конечно, неплохо. Но, может быть, отец Бейкер не знал, как он беден? Может, он думал, что Патрик – это второй Николас?
Но нет:
– Без сомнения, часть расходов покроет стипендия.
Этого будет недостаточно. Мысли его побежали, но он одернул себя. Ничего не выйдет. Чего бы он ни захотел, этого всегда будет больше, чем он сможет себе позволить.
– Что ж, подумай об этом, – произнес отец Бейкер и поднялся.
Эта новая мысль не давала Патрику покоя. Он даже не поделился ею с Николасом. Отчасти потому, что был довольно скрытным, даже с лучшим другом, отчасти потому, что был реалистом и не собирался тратить время на пустые разговоры. Но он пошел на пристань и смотрел на корабли и даже на рыбачьи шхуны с неизвестной ему прежде тоской.
Как-то вечером дома он вдруг сказал:
– Учитель считает, что моя работа о карибах отличная.
– Очень хорошо, очень хорошо, – кивнула Агнес.
– Он полагает, что мне следует поехать в Англию. В университет.
– Он полагает? Может, он и денег на это даст?
– Я могу получить стипендию.
– А остальное?
– Я не знаю.
– Ну и я не знаю. Думаю, что ты останешься здесь, подыщешь хорошую работу и будешь вполне доволен. И выкинешь из головы все глупые мысли.
Патрик покраснел. Разумеется, все это только фантазия, то, о чем надо забыть. Но он не мог. Он думал о мисс Огилви, не слишком-то образованной, заставлявшей зазубривать имена европейских королей и генералов и ничего не рассказывавшей о великом «темном континенте», выходцами откуда были ее ученики. Он сравнил ее с учителями школы для мальчиков и был поражен. А ведь там, в Кембридже, все знания мира: они собраны, они ждут, но только немногие могут пользоваться ими! Он подумал о рабочих на плантациях, которые не знают ничего. Интересно, те, кто живут в больших домах, такие, как старый мистер Кимбро или… или Тэрбоксы из Драммонд-холла, может и они невежественны по-своему, не знают ничего, что лежит за стенами их красивых жилищ.
Его охватила холодная безнадежность.
– Так ты хочешь поехать? – внезапно вернулась к разговору Агнес спустя несколько дней.
– Поехать? – повторил он.
– В Англию! В университет! О чем мы говорим?
– Мы об этом не говорим, – сердито ответил он, – это невозможно, и я об этом знаю.
– Может быть, ты и прав, – сказала она через какое-то время.
– Насчет чего, – спросил он, отрываясь от домашнего задания.
– Так, ничего, я просто думаю вслух, – и после паузы, – Я имею в виду, правильно, что мы не обсуждаем твою учебу в Англии.
– Я прав. И я не хочу больше об этом слышать!
– Не разговаривай со мной таким тоном. Мне не нравится твой голос.
Он не поднял головы, и она вышла из комнаты. Однако через одну или две недели она сказала ему:
– Я ненадолго уезжаю и закрываю магазин. Думаю, ты сумеешь приглядеть за хозяйством.
Первой его мыслью было, что она почувствовала ностальгию по Мартинике.
– Куда ты едешь, мама?
– В Нью-Йорк.
– В Нью-Йорк! – с удивлением воскликнул Патрик. По ее знакомой лукавой улыбке он догадался, что несмотря на свою резкость, она наслаждается его изумлением.
– Да. У меня там дела.
– Дела в Нью-Йорке? А как ты туда доберешься?
– Зафрахтую самолет.
– Значит, ты вернешься?
– Естественно, вернусь! У меня там небольшое личное дело, только и всего! Я что должна тебе обо всем докладывать? – она дотронулась до его волос. – Тебе не о чем беспокоиться. Я вернусь домой через
