– По милости твоих талантов, – ответил Выдра. – Ты сделала все для того, чтобы жизнь моя не казалась сахаром.
Глава 18
Оса проснулась от мощного низкого звука, похожего на гудок локомотива. Причем локомотив находился не дальше, чем в двадцати метрах. Оса недоуменно фыркнула и протерла глаза.
Звуки сельвы вклинивались в ее дрему, но никак не могли разбудить, лишь искажали картины снов, превращая их в причудливую фантасмагорию. Грустная мелодия дудочки, барабанная дробь дождя по навесу, астматический кашель и петельный скрип попугаев, истерический визг обезьян – все смешалось в какофонию вечерних джунглей. Оса поднялась на ноги и медленно, осторожно пошла по пружинящему и качающемуся помосту.
Выдра сидел, прислонившись спиной к дереву и играл на пинкилье. Странно он выглядел. Будь на нем пончо, и шляпа, и широкие штаны, и мягкие войлочные туфли, он смотрелся бы как обычный индеец. Сейчас же – голый, в разводах грязи, с жуткой деградантской мордой и длинными кривыми когтями, он выглядел дико и карикатурно – как горилла, играющая на фортепьяно.
Выдра был отличным музыкантом – он профессионально играл на гитаре, и на губной гармошке, и многорядной свирели, и на всяких индейских барабанах и барабанчиках. Один раз Амаранта была свидетелем того, как Томас вел корпоративную вечеринку в Ла-Пасе, лабал в составе блюз-банды древний классический рок-к-ролл на электрогитаре, и пел не хуже Элвиса Пресли – так здорово, что поставил на уши и заставил танцевать всю публику, состоявшую в тот вечер, заметим по секрету, исключительно из сотрудников Службы элиминации, холодных профессиональных палачей. Но все-таки коньком Томаса Уанапаку была традиционная индейская музыка.
Выдра сидел у дерева один. Оса опустилась рядом с Выдрой и скрестила ноги по-турецки. Ей хотелось поговорить о многом, но она не знала, с чего начать. Выдра играл.
Быстрые тропические сумерки на глазах меняли монотонно-зеленый цвет джунглей, сглаживали его яркость, превращали в серую муть, чтобы через полчаса стереть все оттенки и замазать мир беспросветной угольной чернотой.
Снова раздался рев – на этот раз к первому локомотиву присоединился второй. Гудки голосили минут пять, стараясь перекрыть друг друга, а затем смолкли.
– Что это? – спросила Оса. – Яхи развлекаются?
– Нет, яхи так не могут. Это рыжие ревуны. Не слишком крупные обезьяны, но голоса – как у Кинг-Конга. Свистуны имеют только одно отношение к ревунам – они их едят. Уверяют, что очень вкусно.
– А ты ел?
– Боже упаси. Тем более сырыми… По причине отсутствия огня я стал тут полным вегетарианцем.
– Я изменю свою жизнь, – нервной скороговоркой произнесла Оса. – Я думала, что меня не переделает уже ничто – так и останусь до самой смерти стервой, ненавидящей всех, кроме себя. Но ты изменил все, Томас. Ты не представляешь, как мне приятно знать, что ты жив, сидеть рядом с тобой…
– Угу, – буркнул Выдра без особого интереса.
– Нет, правда! И еще… – Оса мотнула головой, отгоняя смущение, столь для нее нехарактерное. – Я люблю тебя, Томас. Я очень тебя люблю!
– Я в курсе, – бесчувственно произнес Выдра. Словно пощечину залепил.
– Я понимаю, что ты зол на меня. Но все будет по-другому, обещаю. Может быть, то, что происходит с нами сейчас – своего рода катарсис, избавление от болезни. Мы с тобой перестали быть элиминаторами. Я – раньше, ты – позже, но это не имеет значения. Главное, что мы уже не лесорубы, мы просто люди. Мы выздоравливаем. Мы выздоровеем, и выживем, и все будет хорошо…
– Это твоя болезнь, а не моя, – холодно произнес Выдра. – Я никогда не был болен. А ты была больна всегда, с самого начала.
– Пожалуйста, прости меня! – Оса не выдержала, схватила руку Выдры, прижалась к ней губами. – Моя болезнь – это ты! Я не забывала тебя никогда, ни на минуту, хотя и пыталась забыть. Зачем ты прилетел на Ганимед? Если бы ты этого не сделал, ничего бы не случилось. Когда я увидела тебя в той бильярдной, то съехала с катушек сразу же – безнадежно, неисправимо. Ты был с какой-то японской шлюшкой, она смотрела на тебя как на пирожное – видно было, что втрескалась в тебя по уши с первого взгляда. Мне хотелось ее убить, но вместо этого я отыгралась на тебе…
– Спасибо, что не убила, – Выдра приложил руку к сердцу и церемонно поклонился. – Только она не шлюшка, запомни. Ты знаешь, как ее зовут?
– Понятия не имею.
– Неправда. Не сомневаюсь, что ты узнала о ней все, что можно было узнать, вплоть до любимого цвета нижнего белья.
– Ну да, чего уж там, – раскаянно вздохнула Оса. – Зовут ее Эмико, фамилию не помню, она из Саппоро, дизайнер чего-то там…
– Если с ее головы упадет хоть волос, то я расскажу все, что знаю о тебе, ОВБ[33] нашей Службы. Они на самом деле ничего не знают о твоих выкрутасах в прошлом, и я об этом не знал, зря ты меня подозревала. Но если что-то случится с Эмико…
– Выдра, зачем ты так? Неужели ты не понял – я больше никогда не сделаю тебе плохого!
– Я говорю не о себе.
– Ты любишь ее? – печально спросила Оса.
– Наверное, да. Эмико – славная и добрая девушка, мне было хорошо с ней. Время покажет… Амаранта, я должен сказать откровенно: мы никогда не будем с тобой. Я боюсь тебя, не доверяю тебе. Ты страшный человек. Страшный не потому, что умеешь убивать быстро и бездумно. Страшный из-за демонов, что живут в твоей душе. Сейчас ты решила, что сможешь изгнать их, но я не думаю, что это легко получится. Ты не веришь в бога, не веришь в духов предков, не веришь в честь и справедливость. Ты оторвалась от своих корней и твердо знаешь, что не должна никому и ничего. Ты не любишь людей.
