– Еще водки! – крикнул Шрайнер, повернувшись к стойке, и столкнулся с холодным взглядом бармена. Тот стоял рядом со столиком Шрайнера, сложив руки на груди.
– Хватит, – сказал бармен. – Бар закрывается. Два часа ночи. Вот ваш счет.
Шрайнер растерянно обвел глазами помещение. Их здесь было только двое – он и бармен. Стул напротив Шрайнера пустовал.
– Это кто был? – Шрайнер ткнул пальцем вперед. – Что за человек был?
– Где?
– Здесь. Сидел на этом вот стуле. Мы пили с ним водку.
– Здесь никого не было.
– Как – никого?
– Никого. Вы весь вечер изволили пить в одиночестве. Выпили две бутылки.
– Нет! Мы же с ним разговаривали!
– Вы разговаривали, – подтвердил бармен. – Причем разговаривали весьма громко. Такое здесь часто случается. Я каждый день вижу, как люди громко разговаривают сами с собой, особенно после второй бутылки.
Шрайнер поднялся на ноги. Тяжело оперся на стул. Волна спиртовых испарений, исходившая из его рта, дезинфицировала воздух в радиусе трех метров.
– Черт бы вас всех побрал, – сказал он. – И вас, бармен, в том числе. Вы – дети хаоса…
– Это вы – дети хаоса. – Бармен неожиданно улыбнулся в первый раз за сегодняшний вечер, блеснул ровными белыми зубами. – А мы – дети порядка, господин иностранец. Мы спасем вас. Если вы, конечно, не вымрете к тому времени от собственной глупости.
Шрайнер плюнул под ноги. Бросил деньги на стол и пошел к выходу.
Рихард Шрайнер спотыкался на каждом шагу. Непослушные ноги неожиданно бросали его то на проезжую часть, то снова на тротуар, то заставляли врезаться в стену. В поисках опоры Шрайнер пытался ловить руками проплывающие мимо деревья, но не всегда ему удавалось это – не раз он промахивался и падал на землю, обдирая ладони и локти.
Пьяный одинокий иностранец, бредущий по спокойной спящей России.
– Что, получил свое? – бормотал Шрайнер. – Доволен теперь, придурок? Надрался, да? Приблизился к решению мировых проблем? Старый безмозглый придурок. Несовершенный иностранец в мире совершенных нелюдей. Поезд уехал. Тебя ведь тоже звали, да? Почему ты не вспрыгнул на подножку?
Он получал новые шишки и ссадины с мазохистским удовольствием. Они отвлекали его, оттесняли телесной болью тоску, поселившуюся в душе.
Однако со временем туман, затрудняющий продвижение Шрайнера, начал мало-помалу рассеиваться. Движение, сжигающее алкоголь в крови, оказывало свое благотворное воздействие. И к пяти часам утра Рихард с удивлением обнаружил, что продвигается вперед по относительно ровной траектории. Еще он осознал, что ему страшно хочется спать. И что понятия не имеет, где находится.
Скорее всего, он попал в место, где люди уже не жили – квартал, предназначенный под снос. В некоторых окнах еще сохранились стекла, но трещины шли по серым панелям пятиэтажек и кучи строительного мусора неприятно резали глаз после стерильной чистоты центральной части города. Запах гниющих отбросов витал в воздухе. Рихард встал, оперся на тросточку.
«Мне не нравится это место, – решил Шрайнер. – Надо отсюда выбираться».
Он уже повернулся, чтобы идти обратно. И увидел в дымчатом предрассветном полумраке фигуру. Человек стоял и держал наперевес большую палку. Он глядел на Шрайнера.
Шрайнеру вдруг стало страшно. Он знал, что русские неагрессивны. Что они не могут напасть на человека. Но в этой фигуре было что-то зловещее. И палка была длинной и сучковатой.
Шрайнер повернулся и быстро заковылял дальше по улице.
«Ничего он мне не сделает, – лихорадочно думал он на ходу. – Наверное, это местный сторож. Сейчас я выйду на большую улицу и поймаю такси. Или просто встречу приличного человека и спрошу его, как лучше добраться до гостиницы. А этот урод… Это всего лишь ночное привидение. В Москве появились привидения. Но скоро запоют петухи и нечисть сгинет»…
Шрайнер уже почти бежал – насколько позволяла больная нога. И явственно слышал топот ног за спиной.
Стоп!!! Рихард снова встал. Он задыхался. Надо во всем разобраться, в конце концов! Это какое-то недоразумение.
Человек стоял совсем недалеко, метрах в пяти. Теперь Шрайнер четко видел его лицо. Маленькие, слезящиеся и часто мигающие глазки. Красная распухшая физиономия. Нечесаные серые волосы, стоящие дыбом. Грязные огромные руки, сжимающие длинную дубину. Рваная одежда. Раньше таких людей в этой стране называли бомжами. Но теперь таких просто не должно было остаться.
– Что вам нужно? – крикнул Шрайнер.
Оборванец молчал, перетаптывался с ноги на ногу. Он был бос.
– Хотите, я дам вам денег? Ну? Вы возьмете денег и не будете меня больше преследовать. Вы купите себе ботинки.
Человек медленно двинулся к Шрайнеру. По мере того, как он приближался, Шрайнер приходил во все больший ужас. Существо было не только грязным и невыносимо вонючим, оно совершенно очевидно было очень больным. Кожа казалась неестественно красной – с каким-то земляничным оттенком. Жидкость текла из носа, из воспаленных глаз, из трещин в углу рта, человек сочился водой как разбухшая губка. Выражение его физиономии было бессмысленным.
