Ночью сквозь сон Анна услышала тихий настойчивый зов: «Вставайте, прошу вас…» Открыла глаза, смотрела в потолок. Еще не вполне сознавая, где она и который теперь час, подумала: «Сон приснился. Странный, тревожный…» Но зов повторился: «Вставайте, но не пугайтесь, у меня нет дурных намерений».
Повернулась. За письменным столом, склонив голову над ее рукописью, сидел человек.
— Кто вы? Что вам угодно?
Анна приподнялась, закрыла грудь одеялом. На фоне ночного полумрака и звезд, глядевшихся в окно, отчетливо был виден силуэт мужчины. Вроде бы знакомый.
— Я, Малыш. Не пугайтесь, не вздумайте кричать. Мы оба в опасности.
— Как вы сюда попали?
— Это для меня несложно, — я от всех комнат имею ключи.
— Мы в опасности?
— Да, Анна. Смертельная опасность.
— В чем же дело? Кто нам угрожает?
— Хозяин дома умер, нынче вечером.
— Умер? Силай Михайлович?
— Да, Силай Михайлович умер. Его сын в Варне, в состоянии наркотического шока. В дело вмешались иностранные разведки, — через охрану, нашу охрану… Англичане нас переиграли, они взяли верх и решили нас с вами изолировать от мира.
— Нас с вами? Но я при чем?
— Не спрашивайте, у нас мало времени. И остался один путь — к морю. Все другие заблокированы.
Сознание Анны стало проясняться, мысль работала быстро и четко, она старалась понять, правду ли ей говорил Малыш. И если правду, — чего он хочет.
— Я знаю, — заговорил он, упреждая ее догадки, — вы мне не верите. Но подумайте: если бы я имел дурные намерения, зачем бы мне вас будить? У меня есть средства усыплять, ввергать в шоковое состояние, и мои люди доставили бы вас куда угодно. Но все обстоит иначе, — к сожалению, иначе, — и наше с вами положение плачевно.
— Но почему наше, при чем тут я?
— Да, это вам, Анюта, трудно понять. Им нужен я, мои деньги и мой талант изготовлять банковские документы. Но я имел глупость однажды сказать: «Моя судьба решена, жить буду там, где живет Анна Воронина». И вот теперь вместе со мной они хотят прихватить и вас, так сказать, для полного комплекта. Чтобы я не волновался и делал им нужные документы. Это сработал Фридман по наущению Бориса Иванова.
Малыш добавил:
— Пожалуйста, не включайте свет. Скорее одевайтесь — и пойдем.
Анна решилась:
— Отвернитесь.
— Да-да, я не смотрю.
Он повернулся лицом к окну. Вдалеке, в пяти-шести милях от берега, он видел две светящиеся точки — это сторожевые катера, бороздящие волны на траверзе кораблей, их поджидают. А где-то у берега, недалеко от «Шалаша», приготовлен небольшой катерок. На нем решено доставить «двух русских» на борт сторожевого военного корабля.
Анна оделась быстро, побросала в дорожную сумку весь свой багаж, и они на лифте спустились к беседке, а оттуда — к причалу.
Анна вошла в кабину «Назона», Малыш натянул цепь, повел катер вдоль причала, вывел его из канала и, садясь на корму, с силой оттолкнулся. «Назон», покачиваясь на мелкой ласковой волне и увлекаемый ею, удалялся от берега. В кабине, заняв место пассажира, Малыш облегченно вздохнул.
— Слава Богу. Ушли из-под носа. Они думали, мы спим и сами задремали.
Анна повернулась к нему и в темноте, в едва мерцающем свете звезд и фосфоресцирующих приборов, увидела его большие, казавшиеся тут жутковатыми глаза.
— Вы мне доверились, спасибо вам, Аннушка. Я буду предельно откровенен. В наших делах много тайн, но вам я буду говорить всё, всё без утайки.
— Но мы во власти волн. Когда включать двигатель, куда пойдем?
— Включать не надо. Пока не надо. Они нас упустили. Не знали, что я знаю об их намерениях.
— Но как вы узнали?
— О-о… Мои англичане — молодцы: и в охрану Силая, и в охрану Бориса своих людей внедрили.
Катер почти перпендикулярно удалялся от берега, но все-таки волна отклоняла его и вдоль берега, в сторону Варны. Малыш всматривался в береговую черту, пытался обнаружить катера, приготовленные для погони за ними. Но катеров не было, и огоньки в море не появлялись. Малыш уже начинал думать, что в расчеты его противников не входила операция на море. Моторист был у них на виду, видимо, за ним установили слежку, а о том, что Анна тоже умеет управлять катером, — об этом они не подумали. И все-таки за берегом наблюдал, и в даль морскую поглядывал.
— Но ведь ваша охрана… Я слышала, она сильная, самая сильная.
— Да, верно. Денег на нее я не жалел и нанял в Англии, как советовали умные люди. Но недавно в Москве и в Петербурге сильно потрепали моих молодцов, разгромили две группы. А теперь прибыл в Констанцу генерал. На двух самолетах привез омоновцев. Его наводят Борис Иванов и Фридман. О-о, это страшные люди, они всех предают, недаром же Христа предали… Но погодите, я до вас доберусь!..
«Назон» плыл по течению, и, когда огни берега стали похожи на слабые звездочки, Малыш достал из походной сумки радиотелефон, позвонил начальнику своей охраны.
— Что вы решили?.. Так, так. Скажите поточнее координаты, — куда мы должны подойти. И еще: где находятся братья Воронины?
Анна встрепенулась. Он все знает, он спрашивает о них. А Малыш продолжал:
— За их безопасность отвечаете головой. Не забудьте сказать им о Фридмане и Старроке.
Едва он закончил, Анна спросила:
— Вы знаете Костю и Сергея?
— Я знал их еще в Питере: подполковник Воронин руководил налетом на моих ребят, там они нас крепко пощипали, — а я… Слава Всевышнему, он для моей охраны послал своего лучшего ангела.
Откинувшись на спинку правого сиденья, он смотрел в сгустившийся над морем мрак, а она не сводила глаз с его профиля, ждала новых откровений. Костя и Сергей в опасности! Что с ними? Как им помочь?
Сердце колотилось испуганным воробьем, на висках, на лбу проступил пот, ей было душно.
— Ты взволнована? Ты готова расплакаться? — он стал говорить ей «ты». — Успокойся, с ними ничего не будет. Борису Иванову они не нужны, а своим ребятам я дал наказ: не трогать! Мою братию они пощипали, но сегодня из Англии придет подкрепление. Взяли восемнадцать человек, — экая потеря! В моей команде триста человек. Половина из них — бывшие работники КГБ, я плачу им впятеро больше, чем они получали. Завтра же полсотня человек вылетит из Москвы сюда, к нам.
Анюта внимала каждому слову, старалась унять волнение, знала, что в этой ситуации она должна сыграть не последнюю роль, и ей нужны спокойствие, холодный расчет. Ей от природы, от вольной казацкой стихии, где она родилась, были даны не знающая границ отвага и неженская жажда битвы и азарт борьбы.
— Ты плачешь? Тебе жалко братцев? Ведь оба они твои братья, — один родной, другой двоюродный. Кто из них родной, а?
— Оба родные, — ответила уклончиво. — А плакать я не собираюсь.
Голос выдавал ее волнение, а глаза застилали слезы. За бортом «Назона» звонко шлепались волны, море недовольно урчало, и катер сиротливо качался, ожидая, когда в него вдохнут энергию полета. Обостренным зрением Анюта прошлась по рычагам и кнопкам, — все она помнила, достала из кармана куртки ключ зажигания, вставила в гнездо. Знала: вот сейчас повернет вправо и кабина наполнится светом,
