проявлял никакого беспокойства, не выл, не скулил, как иногда делают собаки возле мертвого хозяина, — сидел спокойно и отрешенно смотрел куда-то в угол.
Все близкие существа, любившие Силая, и те, которых он любил, были рядом, но судьбу его, как и прежде, когда он был живым, решали другие.
Нина смотрела на людей, суетящихся у машин, и думала: почему они должны увезти Силая? Пусть привезут гроб и она сама приготовит покойника. Молодая, еще не знавшая в своей жизни подобных церемоний, она в трудную минуту, повинуясь инстинкту предков, готова была соблюсти весь нужный в подобных случаях печальный обряд. Сошла вниз, взяла за руки Данилыча, отвела в сторону.
— Куда повезут покойного?
— В морг. Решили в Констанцу.
— Силай Михайлович — русский, православный. Мы должны сделать все, что нужно, сами приберем, оденем. А вы закажете гроб.
— Но… они решили, — кивнул он в сторону собравшихся у машин.
— Кто они? И почему решают? Мы с вами хозяева! Подошла к комиссару полиции, строго сказала:
— Пусть привезут нам гроб, а мы сами приберем покойника.
Комиссар Бурлеску поклонился и с едва заметной улыбкой проговорил:
— Хорошо, госпожа, воля ваша, но покойнику нужен холод. Надо решить, в какой стране будете хоронить, в каком городе, когда и на каком кладбище. Из Бухареста пришел приказ: произвести экспертизу, вскрытие. Процедура сложная, требуется время.
Нина подумала и согласилась:
— Хорошо. Я повинуюсь.
Через несколько минут тело Силая внесли в машину с румынскими номерными знаками.
По этажам и комнатам в сопровождении Данилыча и Ратмира Черного с озабоченным хозяйским видом расхаживал Фридман.
Беглецы выпили в кают-компании по чашечке холодного кофе, Анна съела плитку шоколада и яблоко. В новой романтико-приключенческой обстановке она освоилась и совсем не боялась «страшного» человека, о котором в Питере слышала почти фантастические рассказы. Чувствовала на себе его ласковые, нежные взгляды, — теперь уже знала, что нравится Малышу, и даже больше: он ее любит и будет за нее бороться. Но, может быть, от того, что эти думы ее были так серьезны, она все реже поднимала глаза, старалась не встречаться с ним взглядами.
— Куда нас несет?
— Не беспокойтесь. Мы отклонились к Варне, но не намного. Вон в иллюминаторе я вижу маяк.
Малыш открыл дверь, поднялся на три ступеньки. Берег тонул во мраке ночи, редкие огоньки слабо мерцали. Два движущихся огня, словно спутники, летели по небу. Не катер ли это?.. И тут же увидел в противоположной стороне моря тоже два огня. И не успел сообразить, что же это за огни, как в нагрудном кармане раздался резкий писк радиотелефона. «Шеф, они знают, что вы ушли в море. Выслали катера. Фридман приказал преследовать до тех пор, пока у вас не кончится горючее. Будут предлагать вам помощь. Хотят взять обоих и увезти в Турцию. Все. Передал Седьмой». Малыш спросил: «Пришла ли из Москвы подмога?» — «Двенадцать человек в полете. Еще группа вылетит утром». — «Хорошо. Держите меня в курсе дел. Горючего у нас много. Мы будем водить их за нос, а вы тем временем организуйте на берегу поддержку и укажите нам место причала. Постарайтесь обойтись без крови». — «Так, шеф. Понятно».
Малыш умышленно не сказал, что высадятся они в районе охотничьего королевского дома, — на случай, если «седьмой» служит двум хозяевам. Входя в каюту, с радостью сообщил:
— Теперь мы знаем, что делать. Надо ждать сигнала с берега. Нам укажут час и место, и мы пристанем. Наш «Назон» легко выносится на песок, — причала не требуется.
— Я слышала, вы с кем-то говорили.
— Вот! — показал ей телефон. — У нас надежная связь. Чтобы выйти на нашего человека, надо набрать три тройки. Запомните, пожалуйста.
Он посмотрел на часы.
— Ложитесь спать. У вас есть три-четыре часа.
— А вы?
— Я пойду в рубку, стану на вахту.
Анюта хотела возразить, но он поднял руки:
— Никаких разговоров! Вам придется весь день работать, а сейчас… вот диван, подушка…
Взял ее за руку, подвел к дивану и легонько толкнул на подушку, и затем укрыл пледом, лежавшим здесь же на диване.
Анюта закрыла глаза. Ее не смущал стоявший рядом молодой человек. С ним ей было покойно и хорошо.
Анюта уснула в кают-компании на диване. Малыш недолго стоял на вахте, сон и его сморил, он сладко спал, облокотившись на руль в рубке. И спали они до восхода солнца. А на восходе, когда море было тихим и сверкало миллиардами изумрудов, а с высокого июньского неба незримо и неслышно валилась господня благодать, Малыш, явственно услышал трубный глас, будто посылал его архангел Гавриил:
— Малыш, просыпайся!
Малыш открыл глаза: их золотисто-белый, похожий на крыло чайки «Назон» со всех сторон был окружен черными военными катерами. Малыш вышел и поднял руку:
— Привет, шакалы!
— Ладно, ладно, господин Малыш. Мы не сделаем вам ничего плохого. Наоборот, мы ваш почетный эскорт, боевая охрана. А на суше вам грозит опасность. Итак, поднимайтесь к нам на борт. Спускаем трап- лестницу.
Малыш оглядывал катера, людей, стоявших по бортам, кричавшего. Знакомых не увидел.
Причесался, пригладил волосы и пошел в кают-компанию. Анюта, раскинув свои прекрасные руки, безмятежно спала. Он встал перед ней на колени, наклонился к руке и нежно прикоснулся губами. Она открыла глаза, улыбнулась и машинально провела рукой по его волосам.
— Вставайте. Мы окружены катерами, но вы не волнуйтесь. Они не сделают нам ничего плохого. Мы должны от них уйти. Попробуем, а?..
Анна все поняла. И сжалась, как стальная пружина. Вспомнила, что обучавший ее моторист сказал: у «Назона» самолетная скорость. Догнать его никто не может. Советовал соблюдать осторожность со включенной турбиной, — можно перевернуться.
Заняла место за рулем. Впереди покачивались на якорях два военных сторожевых катера, — у них тоже большая скорость; в зеркале видела два катера небольших, — они замыкали кольцо сзади. И все четыре стояли плотно: не развернуться, не проскочить.
С военного катера человек в переговорную трубу кричал:
— Малыш! Будь благоразумным. Поднимайся со своей дамой на борт нашего катера. На берегу закипела свара трех охран. Твои ребята вступили в неравную борьбу: их мало, им придется убраться в Англию. А за тобой прибыл с командой милиционеров генерал Старрок. Поднимайся. Раздумывать нечего.
А Малыш, сев рядом с Анютой и открыв козырек капитанской рубки, — так, чтобы их все видели, негромко говорил Анне:
— Включи двигатель. Держи наготове. И думай, как можно улизнуть.
Поднялся в рост, крикнул человеку на катере:
— Какую жизнь вы нам предлагаете, жалкие крохоборы?
— Денег твоих не требуем. Ты делаешь нам завещание Силая Иванова, и мы тебя отпускаем.
— И все?
— Если захочешь, отвезем в Турцию. В России тебе жизни не будет. Там твоя малина кончается, демократы дышат на ладан.
— Хорошо, я буду думать.
