— Не пытайся улизнуть. Военные катера имеют скорость и пушки. Не делай глупостей.
— Не надо нас пугать. Мы будем думать.
Анна дала чуть заметный ход, и «Назон» заскользил у бортов катеров. Скорость прибавляла. Сделала круг — один, другой. Поняла, что и на скорости «Назону» хватает места для скольжения по кругу. С катера что-то кричали, махали руками, но Анна подавала рычаг скорости вперед. И когда в зеркале увидела у себя под кормой похожий на жука катерок, включила турбину. «Жука» отбросило горячей волной газа, а «Назон», описав остаток круга, ракетой влетел в образовавшийся проем. И тут Анна увидела, что нос «Назона» задирается кверху, — сбросила обороты турбины, и катер, почти не сбавив скорости, плавно заскользил по глади морской. В зеркальце она видела, как неуклюже разворачиваются катера в их сторону.
— Бог мой! — кричал ей на ухо Малыш. — Анюта! Ты же гений! Ты чудо-девка, моя мечта!
Прильнул к ее руке и жадно, исступленно целовал.
Они шли в трех-четырех милях от берега в сторону болгарской границы.
— Вон, видишь, впереди стайка белых многоэтажных домов? Под ними клубится марево, и потому кажется, они, точно гуси, летят в воздухе. Это Мангалия. В этих местах служил в армии русский поэт Недогонов, так он писал:
— Бадега?.. Что такое бадега?
— По-нашему, трактир, пивная, — забегаловка.
— От Мангалии далеко до болгарской границы?
— Километров пять-шесть. Там прекрасные пляжи.
Анна отключила турбину и шла на винтовом двигателе. Скорость держала среднюю, прислушивалась к работе поршневой группы, пробовала действие рулей, на ходу постигая искусство управления катером. Она влюбилась в «Назон» с первого взгляда и сейчас видела, что любовь их взаимна. Не знала его предельной скорости, но даже на винтовом двигателе без особого напряжения он шел ненамного медленнее, чем военные катера. Последние выстроились в кильватерную колонну, набирали ход и сравнительно быстро и заметно приближались. Анюта подала вперед ручку оборотов, — «Назон» задрав нос, начал дрожать от напряжения. Ручку еще вперед, — звон двигателя стал пронзительней; передний катер тоже, видимо, включил все пары и — приближался. Придется все-таки использовать турбину. Вот только справиться бы с управлением. До болгарской границы оставалось три-четыре километра, Анюта видела в зеркальце, как торопится флагманский сторожевик. Скоро он перережет «Назону» путь, и следующий за ним сторожевик, и два маленьких катера, — они, кстати, заметно отстали, — начнут прижимать «Назон» к берегу. Видимо, в этом и заключался их маневр.
Поняла их замысел и Анна. Когда флагманский сторожевик уже почти поровнялся с «Назоном» и оттуда замахали флажками, Анюта включила турбину, дала ей большие обороты, и «Назон», вставший на дыбы, как породистый конь, повернул в сторону флагмана, стал описывать дугу перед его носом. На флагмане ахнули, и Малыш затаил дыхание, увидев летящий на них нос сторожевика. Екнуло сердце и у Анюты, и она о себе успела подумать: «глупая девка» и еще чуть прибавила газа, и, кажется, совсем оторвалась от воды, и на глазах у пораженных матросов и капитана флагмана вывернулась из-под носа сторожевика, и положила свой катер на курс домой, к «Шалашу».
Четверка катеров еще не успела сообразить, что же произошло, на всех парусах продолжала мчаться к болгарскому берегу. И там уж им навстречу вышли болгарские катера, потребовали остановиться, но этого Анюта с Малышом не видели.
«Назон» продолжал идти на двух двигателях, и приборы показывали скорость, близкую к самолетной. Редкие и легкие шлепки волн о днище напоминали, что «Назон» не самолет, а катер.
Взглянув в зеркало, Анна не увидела своих преследователей. Но ход не сбавляла. Решила так оторваться, чтоб преследователи из виду их потеряли.
Малыш смотрел на нее серьезно и — ничего не говорил.
В нагрудном кармане заверещал радиотелефон. Малыш слушал: «Шеф! Мы в королевском охотничьем домике. Я высылаю людей к железнодорожной станции Бая, это южнее Журилофки. С моря свернете в пролив Портица и следуйте прямым курсом к лодочной станции. Здесь вас ожидают люди и машины. Все. Седьмой».
Пока Седьмой говорил, Малыш через голову Анны смотрел на карту. И когда Седьмой закончил, наклонился к Анне и, хотя катер не производил большого шума, громко сказал:
— Следуйте к проливу Портица. Нас ожидают в охотничьем домике.
Сердце Анны застучало сильнее, чем поршневая группа «Назона». Еще час-другой и она увидит Костю и Сергея. И сразу же позвонит Нине.
Посмотрела в зеркальце — катеров не было видно. Над морем и берегом вспучилась светло-синяя дымка, со стороны Констанцы, запутавшись в клювах башенных кранов, продиралось к розовым облакам светило.
— Нельзя ли позвонить моим ребятам?
— Можно, но не стоит. Мы явимся внезапно.
— А Нине я могу позвонить?
Малыш набрал номер Нины и приложил трубку к уху Анны.
— Нина, ты? Радость моя, твой ли я голос слышу?
— Мой, мой! Где ты, откуда? Я только сейчас прочла твою записку и глянула в бухту. Там нет «Назона». Ты с Малышом? Где вы? Когда вернетесь?.. Силая увезли, а здесь столпотворение. Приехал из Москвы генерал Старрок, а с ним люди, но всеми командует противный толстяк из Америки, Фридман. Борис укололся, сидит в кресле, таращит на всех глаза и лыбится. Идиот!. А Фридман и Старрок вызвали сварщиков, вскрыли сейф и нашли завещание. Я поняла: они хотят его переписать, но для этого им нужен Малыш. Флавий мне на ухо шепнул: копии завещаний хранятся в банках и в двух нотариальных конторах. Фигушки им, мерзавцам! Все перейдет его сыну, а сынок его — мой муженек. Смекаешь?.. Ах, ты, милая Аннушка! Я боюсь за вас, за вас за всех, — и за Сергея, за Костю. Где они, ты знаешь? Но сюда идут. Я не могу говорить.
И в трубке раздались гудки. Анна, отклоняясь от трубки, сказала:
— В «Шалаш» прибыл генерал Старрок и с ним люди. Ищут вас. Им надо, чтобы вы переписали завещание умершего.
— Я знал, что я им для этого понадоблюсь. Но борьба за миллиарды Иванова только начинается. В Америке, в Англии, а может, и в других странах созданы оперативные группы из финансовых стратегов для разработки операции «Миллиарды Иванова». Их ведь много — восемь или девять. Но пусть они знают, что об этом думает и Малыш. И, в конце концов, вот эти руки… В конце концов они вот решат судьбу ивановских миллиардов!
Нетерпение капитана передавалось «Назону», он как чуткое живое существо с благодарностью принимал энергию двух двигателей и, чудилось Анне, с радостью и задором поднимал нос и летел все быстрее и быстрее.
Стрелка скорости, нервно подрагивая, все хотела коснуться предельной цифры, но не могла туда дотянуться, словно ее кто-то придерживал тончайшей, невидимой глазу ниточкой. Рычаги скорости далеко были от линии упора, но Анна сдерживала своего любимца. И тихо, ласково, словно живому существу, говорила: «Ну, ну, родимый, — ну, хороший…» Нажми она рычаг дальше, непременно бы последовал или смертельный кульбит, или переход «Назона» в состояние свободного полета по воздуху.
Проходя мимо Констанцы, увидели удалявшийся русский теплоход «Михаил Лермонтов» и на палубах — стайки нарядных людей. «Туристы», — подумала Анюта и подняла руку, чтобы помахать им, но струя
