согрешили более, а другие — менее.[500] Может быть, и здесь вопрос о том, при каких условиях падшие могут быть принимаемы в общение с Церковью, возник еще в то время, когда св. Дионисий находился в отсутствии. Мы не имеем прямых указаний на то, что св. Дионисий во время гонения сделал какие-либо распоряжения относительно принятия падших. Тем не менее, одно замечание св. Дионисия в послании к Фабию Антиохийскому дает основание думать, что и св. Дионисий, подобно св. Киприану и клиру Римской церкви, сделал распоряжение о том, чтобы до окончания гонения в общение с Церковью принимались только умирающие. «Я приказал, — говорит в этом послании св. Дионисий, — разрешать отходящих от сей жизни, если они будут просить о том, а особенно — если и ранее просили, чтобы они отходили с доброй надеждой».[501] Как мы увидим ниже, по наступлении мира в Церкви св. Дионисий постановил давать прощение грехов не только падшим, находящимся в смертельной опасности, но и всем другим, если только они искренно раскаивались в своих преступлениях. Поэтому можно думать, что вышеупомянутое распоряжение св. Дионисия о принятии в Церковь падших, находящихся в смертельной опасности, относится к тому времени, когда гонение еще свирепствовало в Александрии. Сравнивая это постановление св. Дионисия с постановлением римского клира, св. Киприана и Карфагенского собора, мы легко можем заметить, что св. Дионисий относился к падшим более снисходительно, чем современные ему пастыри Римской и Карфагенской церкви. Последние допускали примирение падших с Церковью лишь в том случае, если падшие искали этого примирения до начала болезни, а св. Дионисий, по-видимому, считал возможным давать разрешение и тем падшим, которые домогались примирения с Церковью только перед смертью. Впрочем, и он высказывал мысль, что те из умирающих падших, которые искали примирения ранее начала болезни, более других заслуживали снисхождения.
Возвратившись в Александрию по окончании гонения, св. Дионисий открыл доступ в Церковь всем падшим под условием истинного раскаяния в совершенных ими преступлениях. Уже по своему мягкому и любвеобильному характеру св. Дионисий не мог благосклонно относиться к мысли, будто людей, впавших в грех отречения от веры под влиянием слишком тяжких внешних обстоятельств, следует считать окончательно погибшими и осужденными. Он хорошо знал, что в суждении о нравственном достоинстве человека следует обращать внимание не столько на внешние действия, сколько на внутреннее расположение. Поэтому св. Дионисий более сожалел, чем осуждал падших, и когда обнаружилось, что многие члены его паствы, не устоявшие во время жестокого гонения, нуждаются в примирении с Церковью, «протянул им руку помощи и дал место покаянию», как выражается о нем автор «Александрийской» или «Пасхальной хроники».[502] Доказательством того, что дверь покаяния открыта была теперь для всех падших, может служить относящееся к этому времени послание св. Дионисия к египетским братьям. Хотя оно не сохранилось до нашего времени, однако из сообщения Евсевия об этом послании видно, что предметом его было покаяние, и что св. Дионисий «излагал в нем свое мнение о падших, определяя степени их падения».[503] Это коротенькое замечание Евсевия о содержании послания к египетским братьям дает основание думать, что, определяя различные степени падения отрекшихся от веры, св. Дионисий вместе и назначал для каждого падшего особое покаяние сообразно с его виной. А так как невероятно, чтобы св. Дионисий назначал различные формы покаяния умирающим, то можно предполагать, что уже в этом послании св. Дионисий развивал мысль о возможности для всех падших достигнуть примирения с Церковью не только перед смертью, но и ранее под условием подчинения более или менее тяжелой и продолжительной покаянной дисциплине. Относительно тех, которых болезнь и предстоящая кончина заставляли искать немедленного разрешения от грехов, св. Дионисий в особом послании к Конону, епископу Ермопольской церкви, подтвердил свое прежнее распоряжение об отпущении грехов больным, находящимся на смертном одре. Но это распоряжение было дополнено здесь разъяснениями относительно тех случаев, когда падшие, получив разрешение от грехов во время болезни, снова выздоравливали. Подобно св. Киприану, св. Дионисий полагал, что безрассудно было бы вновь подчинять их игу греха, после того как они освободились, примирились с Богом, сделались участниками божественной благодати и не совершили никакого нового преступления. «Неужели, — пишет в этом послании св. Дионисий, — своим приговором мы будем ставить Богу границы, которые Он должен соблюдать (в случае смерти больного), а сами не будем соблюдать их (в случае выздоровления)? Неужели обещая милосердие Господа, мы будем отказывать в своем?»[504] Отсюда видно, что и св. Дионисий признавал разрешение от грехов, данное во время болезни, безусловно действительным и в случае выздоровления больного. Впрочем, по взгляду св. Дионисия, падшие, получившие разрешение от грехов во время болезни, не освобождались еще от подчинения предписанной им покаянной дисциплине; по крайней мере, в тех случаях, когда падший и по выздоровлении от болезни нуждался в дальнейших подвигах покаяния, он должен был смирить себя добровольно для уврачевания своей собственной души и в назидание другим. Неисполнение этого совета, писал св. Дионисий, свидетельствовало бы об отсутствии в падшем истинно покаянного настроения и было бы достаточным основанием для вторичного отлучения от общения с Церковью.
Сравнение постановлений Римского и Карфагенского соборов, св. Киприана и св. Дионисия о принятии падших в общение с Церковью убеждает нас во взаимном согласии предстоятелей Римской, Карфагенской и Александрийской церквей по вопросу об отношении к падшим. Но если на Западе постановления Римского и Карфагенского соборов значительно ослабили раскол Новациана, то на Востоке было еще немало сторонников строгого и сурового отношения к падшим. Перечисляя послания, написанные св. Дионисием по поводу раскола Новациана, Евсевий упоминает об обличительном или увещательном (????????????) послании к александрийской пастве; если предметом этого послания были раздоры и несогласия александрийских христиан, вызванные письмами Новациана и спорами о падших,[505] то можно думать, что и в самой Александрии находились люди, сочувствовавшие мнениям Новациана. Но еще более благосклонный прием эти мнения встретили в Антиохии и других восточных Церквах, особенно в тех, которые входили в состав Антиохийского диоцеза. К расколу Новациана был несколько расположен и епископ Антиохийской церкви Фабий,[506] несомненно имевший такой же авторитет в глазах епископов восточных Церквей, каким пользовались св. Дионисий в Египте, св. Киприан в северозападной Африке и Римские епископы в Италии. Что побудило Фабия склониться на сторону Новациана, с точностью решить трудно. Может быть, его, как и римских исповедников, привлекла мнимая ревность Новациана о чистоте жизни и о поддержании строго церковной дисциплины.[507] Возможно также, что благосклонное отношение Фабия к Новациану и защищаемому им мнению об отношении к падшим было следствием влияния на него со стороны Ипполита, еще при папе Каллисте заявившего себя сторонником строгой покаянной дисциплины.[508]
Как бы то ни было, открытое участие Фабия в расколе Новациана вызвало несогласия в восточных Церквах, и епископы некоторых Церквей приняли сторону Новациана. Необходимо было позаботиться о восстановлении мира и согласия между разделившимися Церквами. Эту благородную, истинно христианскую задачу взял на себя св. Дионисий. Без сомнения, с целью примирения враждовавших Церквей написаны были св. Дионисием упоминаемые Евсевием[509] послания к лаодикийским братьям, предстоятелям которых был епископ Филимидрис, и к братьям в Армении, где епископ был Мерузанис. Предметом этих посланий было покаяние, и можно думать, что в них, как и в посланиях о покаянии к египетским и римским братьям, св. Дионисий писал о силе и значении этого таинства как средства примирения с Церковью.
Но для окончательного подавления новацианского раскола на Востоке необходимо было отклонить от новацианских лжеучений епископа Антиохийского. С этой целью епископ Римский Корнилий написал Фабию несколько посланий, сообщая ему о действиях Римского собора и об образе мыслей епископов Италии, Африки и других западных областей. В особом послании Корнилий писал Фабию Антиохийскому об определениях собора, и сверх того отправил к нему еще одно послание о поступках и характере Новациана.[510] Св. Дионисий, со своей стороны написал Фабию одно очень обширное послание, заключающее в себе большую часть изложенных выше подробностей о событиях, случившихся в Александрии во время гонения.[511] Уже из самого рассказа св. Дионисия Фабий мог заключить, что при значительном числе падших неуместно было бы слишком суровое отношение к ним и отказ в примирении с Церковью даже под условием искреннего покаяния. Но чтобы еще яснее показать Фабию, как жестоко и несправедливо было бы со стороны пастырей
