Почетный эскорт вызвал веселые реплики в ходовой рубке «Новокуйбышевска».
— Как бы он не перестарался да не вжарил по нам из своего главного калибра, — сказал Алмазов.
— Его главным калибром только дырки в сыре делать! — поддержал его Рудяков.
— Поди, еще деньгу потребуют за охрану, — недовольно проворчал капитан. — Хватит того, что бункеровка влетела в копеечку.
— В чужой епархии своих порядков не наводят, Семен Ильич! — подначил старпом.
— Похоже, что Суэц надолго закрылся, — вздохнул секонд. — Придется теперь корабликам торить старую Васьки Дагамова дорожку.
— Когда-то с прорытием Суэцкого канала закончилась эпоха парусного флота, — сказал капитан. — Ушло романтическое время барков и клиперов, возивших в Европу чай из далекой Индии… Одни только их названия берут за душу: «Катти Сарк» — юная ведьма в короткой рубашке, «Сибатерфляй» морская бабочка, «Скайвелло» — небесная ласточка. Теперь суда чаще скучными именами называют…
— Я купил в Хакодате стереокартинку с «Катти Сарк», — вставил словечко Алмазов. — Красивая, я вам скажу, штучка!
Утром, еще до завтрака, подвахтенных пригласили в столовую экипажа на митинг.
«Что там еще стряслось?» — озабоченно думала Татьяна, торопливо приводя себя в порядок перед зеркалом. Бежать на люди растрепой не хотелось. Потому она задержалась и явилась, когда все уже были в сборе.
Митинг открыл председатель Александр Александрович Сидорин.
— Внимание, товарищи! — стукнул он ладонью по импровизированной трибуне. — Сегодня наше правительство разорвало дипломатические отношения с Израилем, который наперекор всему миру продолжает разбойничью войну. Он бы не посмел вести себя так нагло, если бы его не вооружали и не поддерживали американские империалисты. Заметьте, товарищи, те же самолеты, которые уже два года разрушают города и деревни Вьетнама, теперь с израильскими опознавательными знаками обрушивают смерть на головы мирных жителей арабских стран!.. Слово для зачтения Ноты Советского правительства имеет первый помощник капитана Воротынцев Кузьма Лукич…
Помполит, оглядев присутствующих из-под сурово сдвинутых бровей, стал читать телеграмму, отчеканивая каждую фразу. В ноте действия Израиля назывались агрессивными, противоречащими Уставу Организации Объединенных Наций, бросающими вызов всему миролюбивому человечеству, а решение Советского правительства было грозным предостережением зарвавшимся воякам. Выдержав паузу, Воротынцев металлом в голосе выделил концовку: «Если Израиль не прекратит немедленно военных действий, Советский Союз совместно с другими миролюбивыми государствами примет в отношении Израиля санкции со всеми вытекающими отсюда последствиями».
— Это что же будет, война? — ахнула кокша Варвара Акимовна.
— «Когда смолкает глас разума, начинают говорить пушки» — так, кажется, писал философ Шеллинг, — посмотрел в ее сторону помполит. — Мы не хотим войны, но пусть пеняют на себя те, кто нам ее навяжет…
— Сан Саныч! — спросил предсудкома рулевой Некрылов. — А кто будет записывать добровольцев?
— Если вы хотите выступить, Геннадий Васильевич, прошу сюда, обратился к нему Воротынцев.
— Ну и выступлю! — решительно двинулся к трибуне Гешка. — Я из тех немногих, что родились в войну, — смущенно тряхнув шевелюрой, начал он. Отец мой в сорок втором году после госпиталя на побывку домой был отпущен. Потом мать его снова на фронт проводила, а обратно он уже не вернулся. Так что я отца своего в глаза не видел, даже, где могила его, не знаю. Потому у меня к фашистам свой личный счет имеется, готов в любом месте их бить: в Египте, в Греции, в Испании! Чтобы и следа их коричневого на земле не осталось! Так что прошу в случае чего меня первым записать в добровольцы. Все у меня… — опять смутился рулевой, махнул рукой и отправился на свое место. Ему долго аплодировали.
— Что ж, товарищи, давайте запишем в постановлении нашего митинга: будем трудиться по- фронтовому и трудный наш рейс закончим успешно, подытожил Сидорин.
Татьяна слушала выступающих, а сама с тревогой думала о старшем брате Андрее. А теперь там, в Средиземном море, наверняка и племянник Игорь. Она же знала, что там еще и Павел. Зато впервые за последнее время она вспомнила Сергея Урманова — он, видимо, тоже в эскадре Андрея.
«Новокуйбышевск» между тем обогнул самую крайнюю восточную точку Африканского Рога, снова вышел в Индийский океан, теперь в его западную часть, и взял курс на Коморские острова.
— Считайте, что вам, Таня, повезло, — сказал Томи. — Нет худа без добра, теперь сбудется ваше желание: через двое с половиной суток мы пересечем экватор. Предсудкома Сидорин с комсгрупоргом Гешкой Некрыловым уже готовят праздник Нептуна. Помполит хотел было отменить его, но капитан Сорокин на этот раз с ним не согласился. «Война войной, — сказал, — а экватор не каждый раз пересекаем».
— Умница капитан! — обрадованно воскликнула Татьяна.
Ей надо было закончить кое-какие дела, а Ян все не уходил из каюты, будто что-то хотел сказать, но не решался. Татьяна пришла ему на помощь:
— Ну говорите, Янек, что там у вас?
— Я написал вам стихи…
— Ого! Выполнили, значит, мой социальный заказ… Читайте, я слушаю.
— Нет, я не могу… Я вот их принес. Прочтите сами… Только не вслух. И еще, я плохо сам себя перевожу на русский язык…
— Сразу столько оговорок. Хорошо, давайте я прочту.
Ян подал ей листок, на котором четкими округлыми буквами написано было несколько четверостиший:
— Спасибо, Ян, — растроганно прошептала Татьяна. — Спасибо за очень милые стихи… Можно, я вас поцелую?
Татьяна обняла Томпа за шею и прикоснулась губами к его щеке.
Ян на мгновение замер, а потом опрометью выскочил из каюты.
