полюбил ее на всю жизнь, но появление Глории все изменило…
Эвелин достала новое мыло, сунула его в руки Айвора и захлопнула дверцу туалетного шкафчика, чуть не задев его лицо.
— Осторожнее! Меня уже однажды сильно стукнули по носу.
— Возмущенный клиент?
— Нет, разъяренный папаша.
— Вы дрались с отцом?
Он нагнулся над умывальником, включил горячую воду и стал намыливать выпачканные машинным маслом руки.
— Дрался он, я старался, по большей части, увертываться… до тех пор, пока не стал достаточно взрослым.
Сердце Эвелин сжалось от сочувствия и невозможности утешить его.
— Вас много обижали в детстве?
Он намылил руки зеленым хвойным мылом в форме рыбки и заговорил, не переставая отчищать грязь.
— Мне хорошо жилось, пока мать не умерла от рака. Мне тогда было десять. Отец озлобился и, когда напивался, что случалось все чаще, налетал на меня с кулаками. Он ни разу пальцем не тронул мою сестру — она была копией матери. Отец перестал лезть в драку, когда я вырос, но так и не избавился от злости на мир.
— Никто не знал, что он вас бил?
— Он страдал вдвое больше, чем я, — пожал плечами Томас Айвор. — В конце концов, я ушел, у меня было будущее. А он не смог избавиться от прошлого. Он тосковал до самой смерти. — Айвор ополоснул мыло и руки горячей водой, потом включил холодную воду и тщательно смыл остатки грязи с умывальника.
— Мне очень жаль, — с трудом выдавила Эвелин.
— Жалейте его, а не меня. — Он повернулся к ней и вытянул вперед руки, будто ожидая, что кто-то стремительно кинется их вытирать.
Эвелин поспешила достать ему пушистое махровое полотенце.
Томас Айвор насухо вытер руки, повесил полотенце на шею и с наслаждением вдохнул терпкий аромат, оставшийся в ванной после ее утреннего купания.
— Ммм… восхитительно. Вы фанатик омовений, мисс Лентон?
— Кажется, мы договорились, что вы будете звать меня Эвелин, — сказала она, не желая вступать на опасную почву.
— Я решил, что «мисс Лентон» звучит приятнее. Это так…
Она знала, что он скажет, и ее руки, сами по себе, закрыли его рот, пытаясь удержать очередную колкость.
Его глаза сверкнули.
— … изысканно… — Слово было еле слышно, его губы сомкнулись в центре ее ладони, — почти как в поцелуе.
Эвелин резко отдернула руку и вытерла ее полой блузки, но ощущение жара его прикосновения сохранилось.
Она с негодованием смотрела ему в спину, пока он вешал на крючок полотенце.
— Зачем только вы возились в гараже! Теперь придется все стирать.
— Я что-нибудь испачкал? — Он осмотрел узкие рукава светлой рубашки, заметил несколько пятнышек грязи на манжетах и воротнике и… начал расстегивать пуговицы.
— Вот уж, действительно, «непредвиденные обстоятельства». Не соблаговолите ли вы ее постирать? — Он сбросил рубашку, представив взору Эвелин мощный загорелый торс.
— Я — не прачка, — возмутилась Эвелин, отодвигаясь к двери. — Оставьте это удовольствие для миссис Морган.
— О, простите. Я думал, вы захотите воспользоваться шансом и полюбоваться моим полуобнаженным видом… мы тогда были бы в расчете, — промурлыкал Томас Айвор, придвигаясь к ней.
Только бы он не прочитал в ее глазах, что она уже представляла его и полностью обнаженным, в этой самой комнате!
— Неужели вам недостаточно всех тех неприятностей, которые ваша семья мне уже доставила? — Эвелин перешла в решительное наступление, стараясь не смотреть на Томаса. — Если из-за вас я потеряю и работу, и репутацию, то, клянусь, я подам на вас в суд. И тогда вам придется содержать меня всю оставшуюся жизнь.
Ее угроза произвела неожиданный эффект. Усмешка исчезла с лица Томаса Айвора, он выпрямился, расправил плечи, глаза угрожающе прищурились, а челюсть закаменела. Эвелин попыталась выскользнуть в коридор, но он уперся рукой в стенку, преграждая ей путь.
— Что это значит? Что этот проклятый Селдом наговорил вам?
— Что придется временно отстранить меня от работы «во избежание», пока шум не утихнет.
Он нахмурился.
— Что за чушь!
Его возмущение еще больше подстегнуло Эвелин.
— Вы думаете, я шучу? — Она коротко изложила Томасу Айвору суть разговора с Брюсом. Из гостиной доносились звуки знаменитого седьмого вальса Шопена, Сандра включила запись Глории. Это было кстати, Эвелин боялась, что Сандра их услышит. — Если события будут так развиваться, мне придется «помахать ручкой» всем моим планам. Официальное порицание будет внесено в мой послужной список, и тогда мне уже никогда не очиститься от этой грязи, а значит, и не быть педагогом. Но даже если дело не зайдет так далеко, я должна буду бороться за восстановление моей репутации.
Рука Томаса Айвора, упертая в стену, сжалась в кулак.
— Черт возьми! Я думал, вы с ним обо всем договорились.
— Я не могу, никого не компрометируя, представить доказательств невиновности, — попыталась она оправдать Брюса, предпочитая не делать скоропалительных выводов. — А он бессилен остановить сплетни.
Томас Айвор издал какой-то непонятный звук — то ли стон, то ли рычание.
— Неужели он не понимает, что своими действиями только поощряет сплетни? Это все попадет в газеты, если он не примет нужные меры.
— Может быть, проще накинуть мне на шею петлю, чем суетиться и доказывать? Впрочем, это долго. Отрубить голову — еще быстрее. — Эвелин картинно стукнула рукой по затылку и, издав театральный вздох, поникла головой.
— Не устраивайте представление, у вас это плохо получается. — Он пренебрежительно махнул рукой.
— Я могла бы все поставить на свое место, и вы знаете это, — разозлилась Эвелин, — иначе не пришли бы сюда с извинениями. И мне не нужен «законник» в модном костюме, с моим правдивым рассказом победа в суде обеспечена!
Профессиональная гордость Томаса Айвора была задета.
— Черта лысого! — не на шутку рассердился он. — Я съем вас с потрохами в суде. Вы можете вытащить из кармана сотню доказательств, пригласить знакомого судью, и вам все равно не удастся содрать с меня ни одного цента!
— Ха-ха! Кто теперь устраивает представление?!
Впервые, разговаривая с Томасом Айвором, Эвелин откровенно дразнила его, пользовалась его же оружием. Поэтому ее крайне удивило, что Томас Айвор принял ее слова всерьез.
Его глаза загорелись жестоким огнем, в его хищном взгляде не было даже намека на сочувствие к слабости своей жертвы.
— Пожалуй, не стоило сравнивать вас с вашей кузиной. Вы ведете себя еще хуже!
— Я просто требую элементарной справедливости.
— Вы занимаетесь вымогательством, грубым и прямолинейным!
