Под гостиную была отведена половина купола, и всю ее заполняло компьютерное оборудование, запасные клавиатуры, принтеры, мониторы, платы ОЗУ, стародревние CD-ROMы, большущий телевизор с плоским экраном, виртуально-реальностные приспособления, акустическая стереосистема, стопы журналов, технической документации, рукописных заметок, невскрытой корреспонденции… Юми остановилась в дверях, осматривая комнату. Здесь почти ничего не изменилось — разве что железяк поприбавилось.
Отец, сидя перед одной из систем, говорил по телефону:
— Отлично, Джереми. Потеря функций сведена к нулю?! Да я и мечтать не смел… Да. Да, конечно. Остается лишь пожелать тебе получить награду по заслугам.
В голосе его слышалась теплота. Более того, восхищение! И это, как обычно, задело Юми.
— Разумеется. Распечатку эту ты мне мылом перешли. Только давай придерживаться проверенной шифровальной процедуры, хорошо? Не хотелось бы на данной стадии вляпаться.
Лео Готтбаум прекратил научную деятельность десять лет назад, уйдя на пенсию из лаборатории в Лонг-Бич, но неизменно продолжал работать в своем куполе, забавляясь с привычными игрушками компьютерами, дискетами… И даже сейчас он был так поглощен болтовней на техническую тему, что не замечал присутствия дочери.
— Значит, это ты довел до ума. Да-да, я тоже. Еще раз большое спасибо за помощь.
Повесив трубку, отец обернулся и встретился с ней взглядом.
— Юми… — Он несколько замялся. — Я говорил с Джереми Портером. Возможно, ты помнишь его.
— Толстячок с лохматой черной бородой?
— Да. Можно охарактеризовать его и так. А можно говорить о нем, как об одном из самых одаренных компьютер-сайентистов; это зависит от системы ценностей говорящего.
Не поддаваться на провокации. Не ввязываться в спор. Юми сменила тему:
— Я спускалась к лесу и видела твою новую… охранную систему, если я не ошибаюсь.
И вновь — легкое колебание.
— Да. Мне следовало предупредить тебя.
Она в замешательстве смотрела на отца.
— Ты боишься, что кто-то не поленится влезть сюда и стащит твои машины? Или — что?
— Видишь ли… Думаю, при теперешнем положении дел мне действительно мало проку от охранной системы.
Он иронически улыбнулся.
Юми поняла, что вновь напомнила отцу о болезни и неизбежно надвигающейся смерти. Сколько же ему еще осталось? Будет ли смерть мучительной? Очень хотелось спросить, но заговаривать об этом было страшно.
— Наверное, надо бы приготовить ужин, — сказала она, отводя глаза.
— Превосходно! — сказал он так, словно идея приготовления ужина была неожиданно свежей. — Ты, верно, все еще сторонница вегетарианства? Кажется, у нас есть несколько соевых пирожных и немного овощей. Хотя они, скорее всего, радиоактивны и, пожалуй, выращены не на органике.
Юми понимала, что он дурачит ее, но не была в этом уверена. Лучше не обращать внимания.
— Хорошо, — сказала она, ретируясь на кухню.
Вскоре столик у окна был сервирован бумажными тарелочками. Глиняных, некогда сделанных ею, на месте не обнаружилось может, разбились, а может, он просто выбросил их. Отец никогда не проявлял интереса к домашнему хозяйству.
Порывшись в буфете, Готтбаум отыскал запыленную бутылку красного вина.
— Пожалуй, стоит устроить праздник, — сказал он, методически, словно настраивая лабораторное оборудование, орудуя старым штопором.
— Что же мы будем праздновать?
— Твой приезд. — Он разлил вино в два относительно чистых акриловых стакана. — И, честно говоря, мен очень порадовали новости от Джереми. Все это время он работал над моим старым проектом 'Лайфскан'. И вот, наконец, подтвердил некоторые идеи, выдвинутые мной тридцать лет назад.
— Значит, ты счастлив, — сказала она, не понимая, как его — в его-то состоянии — вообще может что-то волновать.
Взглянув на отца, она сделала большой глоток из стакана и приступила к еде. Ей не нравилась его манера есть, поглощая пищу быстрыми, механическими, экономично-равнодушными движениями.
Свет, реагируя на наступление темноты, включился сам собой, и она подняла взгляд. В куполе стояла необычайная тишина, и только сейчас Юми поняла, почему.
— А где Сэм?
— А-а, Сэм… — Отец прожевал, проглотил и отложил вилку, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Сэм, как ни жаль, недавно умер.
— О-о… — Откуда-то изнутри поднялась волна грусти. Жалко. Прекрасный был пес. Просто прекрасный.
— Ну, видишь ли, он был очень стар, — Готтбаум сделал неопределенный жест. — Выпадение зубов, проблемы с почками…
Глаза ее сузились.
— То есть, ты его усыпил?
— Что ж… Так было лучше всего. У него было недержание. Это, знаешь ли, не слишком удобно.
В голосе его слышалось нечто жестокое и даже презрительное. Кожа Юми покрылась мурашками. Она всегда подозревала, что отец держал пса не из-за любви к нему в обычном смысле — скорее, как экземпляр полуразумного существа, чье поведение представляло для него интерес.
— Юми, здесь вовсе не из-за чего расстраиваться, продолжал он. — Смерть была безболезненной, и в собачьем раю ему будет гораздо лучше.
— Ты так считаешь, отец? — Злость нарастала слишком быстро, и Юми не смогла совладать с собой. — Что ж; пока не поздно, ты… имеешь возможность проверить свою гипотезу на себе.
Воцарилась тишина. Юми редко шла против отца в открытую, и он, похоже, был удивлен.
— Ты хочешь сказать, что я попаду туда же, куда и он? Отец неожиданно рассмеялся — громким, надтреснутым смешком.
Злость ее мигом сошла не нет, сменившись стыдом.
— Извини. Не стоило так говорить.
— Нет-нет, не извиняйся. Ты абсолютно права. — Он проницающе взглянул на нее. — Сэм умер, и я умру, и даже ты, кстати, тоже однажды умрешь. Это — факт, простой и очевидный. Стоит всерьез расстраиваться?
ВЫЛАЗКА
Вот такие минуты, думал Бейли, так обычны и вместе с тем совершенно неповторимы… Он лежал в кровати и из-под полуопущенных век смотрел на свою жену. Сквозь красные занавеси пробивался неяркий свет. Шерон, стоя перед зеркалом, застегнула блузку, запустила пальцы в волосы и отбросила их назад, влезла в брюки и надела туфли. Ему нравились ее быстрые, точные движения, подбородок, рот, грудь…
Подойдя к кровати, она поцеловала его в лоб. Волосы ее щекотно упали на лицо Бейли. Повеяло ароматом духов.
Он вскинул руки и притянул ее к себе.
— С добрым утром.
Она отстранилась, чтобы лучше видеть его, и нахмурилась в притворной серьезности.
— Эй, ты уже не спал?
— Не могу отрицать.
— Подсматривал? — Она склонила голову; ямочки заиграли на ее щеках. — Ведете наблюдения, агент Бейли?
