вашему отцу, что проект, судя по всему, повалился. Вот тогда он меня и выгнал.
Она сидела, глядя перед собой, руки сложены на коленях. Точно кукла — такая прямая, совершенная…
— Провалился… — сказала она.
— Вы так не думаете?
Она словно пыталась решить, что нужно сказать.
— Я… почти ничего не знаю об этом.
Бейли вел машину медленно, но половина дороги была уже позади. Теперь уже не было времени на пустые разговоры; следовало переходить к главному.
— Знаете, я чувствую, что ваш отец вполне может что-то скрывать.
— Наверное. — Она слегка повела плечом. — Он вообще очень скрытный человек.
Такая искренность привела Бейли в замешательство. Как бы этим воспользоваться?
— А вас он в свои секреты не посвящает?
— Нет. — Теперь уже она изобразила обескураженность. И даже если бы посвящал; по-моему, вам следовало бы расспрашивать не меня, а его самого.
Грунтовка кончилась. Бейли вывел машину на шоссе, набрал скорость и решил не нарушать молчания — авось она скажет чего еще. Но Юми тоже молчала.
Может быть лучше все объяснить прямо? Впереди уже виднелся магазин, и Бейли сказал:
— Вот что меня в самом деле тревожит. У меня такое ощущение, что разработчики проекта случайно наткнулись на нечто чрезвычайно важное. Настолько важное, что даже скрывают это от руководства. Знаете, ученые иногда просто упиваются своей мощью. Сама по себе работа закончена, а возможные побочные эффекты в расчет не берутся, и всякий, кто пожелает установить хоть какой-то контроль, рассматривается как досадная помеха, или даже как враг. Это может привести к очень неприятным последствиям.
Казалось, слова Бейли подействовали. Юми опустила взгляд к своим рукам, лежавшим на коленях, ковырнула ногтем заусеницу у ногтя, вздрогнула.
— Это так, — прошептала она.
Бейли притормозил у магазина.
— Думается мне, ваш отец регулярно сносится с работниками лаборатории. Возможно, и сам все еще участвует в исследованиях. Он жутковатый человек и в прошлом успел показать себя… Вот почему я так обеспокоен.
Последовала продолжительная пауза. Наконец Юми приняла решение.
— Извините, мистер Уилсон, но я предпочитаю не вмешиваться в дела отца.
Бейли взял лежавший рядом с машинным телефоном блокнот, написал на чистой странице несколько цифр, вырвал и подал Юми.
— Если вдруг почувствуете, что эти дела вас все же как-то касаются, вот мой домашний телефон. Если меня не будет, и ответит кто-то еще, просто скажите, что вам необходимо поговорить с Джимом. Это мое… второе имя.
Она смотрела на бумажку, словно бы не желая брать ее, затем вдруг спрятала ее в свою книгу.
— Я сохраню это. Только вряд ли воспользуюсь.
Она потянулась к ручке дверцы. Бейли взял ее за руку. Кожа была очень нежной и гладкой наощупь.
— Спасибо вам за беседу. Наверное, вам лучше не передавать нашего разговора отцу.
Она скользнула быстрым, тревожным взглядом по его лицу, резко отвернулась, выбралась из машины и пошла прочь. Он провожал ее взглядом, пока она не вошла в магазинчик, затем неохотно запустил двигатель и покатил назад, в Лос-Анджелес.
BETRAYAL [Предательство]
Вернувшись домой, Юми нашла отца за тем занятием, за которым в течение многих лет так часто видела его: он сидел за столом, уставившись в экран компьютера. Она почла за лучшее не мешать, вышла на двор и читала до самого заката, пока небо из голубого не превратилось в багровое. Тогда она вернулась в купол отец сидел все в том же кресле, стуча все по той же клавиатуре.
Подойдя, она встала рядом, помня, что он просто не может работать, если за ним наблюдают. Она стояла молча, и через несколько секунд отец заметил ее присутствие.
— Что? — Казалось, он лишь невероятным усилием смог сосредоточиться на ней. — Чего тебе, Юми?
— Я собираюсь поесть. Тебя еда не заинтересует?
— Э-э, да. Я освобожусь через несколько минут.
Юми давным-давно узнала на опыте, что это может означать любой временной промежуток — от часа до целых суток. Она осталась стоять, где стояла, отказавшись в кои-то веки подчиниться молчаливому приказу убраться. Перечить отцу — от этого холодело в животе и даже дрожали руки… Но если она сейчас сдастся, то неизбежно будет злиться на себя, будет испытывать стыд за себя, а это куда хуже.
— Знаешь, — сказала она, — мне думается, что, если ты вправду собираешься с понедельника лечь в больницу, то, наверное, пожелаешь выделить хоть немного времени, чтобы побеседовать. Ты ведь говорил, что именно для этого просил меня приехать.
Он поднял на нее искренне изумленный взгляд.
— Конечно, мы сможем побеседовать. Только вначале я должен закончить с этим. — Он кивнул на экран. — Это чрезвычайно важно.
Они рассматривали друг друга, оба сбитые с толку, точно звери двух разных пород.
— Ты работаешь для проекта 'ЖС'? — спросила Юми. Не в ее обычае было расспрашивать отца, но беседа в машине Ричарда Уилсона что-то такое сдвинула в ее душе.
— Да, именно так.
Она сохранила спокойствие на лице, демонстрируя отцу маску притворной скромности и невинности, перенятую от матери.
— Ты уже столько лет тратишь на этот проект так много времени… Наверное, ты огорчен его провалом.
Он резко отнял руки от клавиатуры. Движение было так резко, что напомнило Юми о ковбоях, выхватывающих 'кольты' из кобур.
— Кто сказал, что проект провалился? — Тон его был резок; на скулах заиграли желваки.
Юми почувствовала себя так, точно ткнула палкой свирепого зверя.
— Твой сегодняшний гость, мистер Уилсон, говорил что-то такое. Когда подвозил меня до магазина.
— Уилсон… — Готтбаум издал короткий резкий смешок.
— Он сказал, что руководство 'Норт-Индастриз'…
— Они совершенно не в курсе происходящего. И тому есть причина. Проект потенциально опасен — возможны нежелательные применения. И уж во всяком случае он не провалился.
Значит, Уилсон был прав — отец что-то скрывает. Конечно же, отец все эти [?] обосновал; он всегда так уверен в своей правоте; он же всегда лучше знает, как будет лучше для всех и каждого… Удивительно, что он вообще хоть что-то ей сказал. У него это само вырвалось — совсем как если подсечь человека под коленки, он не сможет удержаться на ногах.
Интересно, много ли он еще скажет?
— Знаешь, — сказала Юми, все еще притворно-сдержанная и робкая, — я никогда толком не понимала, в чем суть этого проекта.
Он подозрительно покосился на нее. Понятно. Невидимый барьер снова на месте.
— И не нужно. — Он помолчал, точно повторяя про себя это утверждение и сожалея о нем. — В такие вещи тебе не нужно вмешиваться. Понимаешь? — Он пристально посмотрел на нее.
