довольно широкой.
– От Камня бежит, – пояснил Гаруня. – Доводилось и по ней плыть. Игрива да петлява река, долго плыли…
– О Скрытне сказывай, – нетерпеливо перебил старого казака Нагиба.
– Укажу и Скрытню, – мотнул головой Гаруня. – Но то надо Волгу переплыть, дети.
Переплыли.
Дед прошелся вдоль крутояра и вновь вернулся к казакам. Смущенно кашлянул в бороду.
– Никак, малость запамятовал, хлопцы. Скрытня и есть Скрытня. Пожалуй, влево гляну.
Дед пошел влево и надолго пропал. Вернулся вконец обескураженный.
– Никак, черти унесли, дети. Была Скрытня и нет.
– А я чего гутарил? – подступил к старику Нагиба.- Набрехал, дед!
– Гаруня не брешет, дети, – истово перекрестился казак. – Была Скрытня! Вон за той отмелью. Зрите гору, что к Волге жмется? Вот тут Скрытня и выбегала.
– А ну, пойдем, дед, – потянул старика Болотников. Лицо его отяжелело, наугрюмилось. Ужель весь этот долгий, утомительный переход был напрасен? Казаки еще вечор приели последние запасы сухарей, толокна и сушеного мяса.
Отмель кончилась, далее коса обрывалась, к самой воде подступали высокие, неприступные горы; тут же, в небольшом углублении сажени на три, буйно разросся камыш.
– Здесь была речка?
– Здесь, атаман. Горы эти и сосны крепко помню. Отсель речка выбегала. А ныне сгинула. Чудно, право.
Болотников зорко глянул на камыш; был он густ, но пожухл. Покачивались кочи. Шагнул к самому краю, выхватил саблю и трижды полоснул по камышу. В открывшемся пространстве увидел конец толстого осклизлого бревна. Усмехнулся.
– Тут твоя речка, дедко.
– Да ну?
– Тут!
Болотников приподнял за край бревно, отвел в сторону и бросил в воду. Кочи тотчас же стронулись с места и поплыли в Волгу.
– Уразумел теперь, дедко?
– Уразумел, атаман, – воодушевился Гаруня. – Нет, глянь, хлопцы, что посельники удумали. Реку поховали! Да их ноне и сам дьявол не сыщет.
В минуту-другую устье освободилось от зарослей, и перед донцами предстала Скрытня.
– Хитро замыслили, – крутнул головой Мирон Нагиба. – Река-то за утес поворачивает. Выход же камышом забили. Усторожливо живут посельники. Никак татар пасутся.
К Болотникову ступил Нечайка.
– Ну что, батько, привал? Поснедать бы пора.
– Живот подвело. Невод кинем, ухи сварим, – вторил казаку Устим Секира.
Но Болотников рассудил иначе:
– О животах печетесь? Потерпите! Нельзя нам тут на виду торчать. Крепостицу пойдем сыскивать.
– Путь один, атаман, – рекой, – молвил Гаруня.
– Вижу, дедко… А ну, Нечайка, спознай дно.
Нечайка разделся и спустился в реку. Споткнулся.
Пошел дальше и вновь споткнулся.
– Тут камень на камне, батько.
– Лезь дале!
Нечайка ступил вперед еще на шаг и тотчас оборвался, целиком уйдя в воду. Когда выплыл, крикнул:
– Тут глыбко, атаман!
Нечайка выбрался на берег, а Болотников, приподнявшись на стременах, обратился к повольнице;
– А что, донцы, може, вплавь? Кони наши к рекам свычны. Аль вспять повернем?
– Вспять худо, батько. Челны надобны!
– Плывем, атаман!
Болотников одобрил:
– Плывем, други!
Один лишь осмотрительный Степан Нетяга засомневался:
– А не потонем, атаман? Река нам неведома. Тут, поди, ключей да завертей тьма.
– Не робей, Степан, – весело молвил Болотников.
– Без отваги нет и браги. Так ли, други?
– Так, батько! – дружно отозвалась повольница.
Иван слез с коня и начал раздеваться. Сапоги, кафтан,
шапку, порты и рубаху уклал в чувал; туда же положил пистоль, пороховницу, баклажку с вином, медный казанок и треножник. Сыромятным ремнем надежно привязал мешок к лошади.
– Ну и здоров же ты, батько! – восхищенно крутнул головой Устим Секира, любуясь могучим телом Болотникова. На плечах, спине и руках Ивана бугрились литые мышцы. Рослый, саженистый в плечах, бронзовый от степного загара, Болотников и впрямь выглядел сказочным богатырем.
– Неча глазеть. Ты бы пороховницу кожей обернул, все ж в воду полезешь, – строго произнес Иван, затягивая на себе пояс с саблей. С саблей казаки не расставались, даже когда переплывали реки: всякое может случиться.
Болотников окинул взглядом растянувшееся по отмели войско и первым потянул коня в реку.
– Смелей, Гнедко. В Дону купался, с Волгой братался, а ныне Скрытню спознай.
Вслед за Болотниковым полезли в реку Васюта Шестак, Мирон Нагиба, Устим Секира и Нечайка Бобыль. А вскоре по Скрытне поплыло и все казачье войско. Держась за конские гривы, повольники задорно покрикивали, подбадривая друг друга.
Чем дальше плыли казаки, тем все угрюмее и коварнее становилась Скрытня. Берега сузились, стали еще неприступней и круче; высоко в небо вздымались матерые сосны, заслоняя собой солнце и погружая реку в колдовской сумрак; начали попадаться и заверти. Закружило вместе с конем Устима Секиру.
– Водокруть, батька! – встревоженно выкрикнул казак, пытаясь выбраться из суводи. Но тщетно, даже лошадь не смогла выплыть на спокойное течение.
– Держись, друже! – воскликнул Болотников, отвязывая от седла аркан.
– Держусь, батько!
Иван, приподнимаясь из воды, метнул аркан Секире. Тот ловко поймал, намотал на правую руку, левой – цепко ухватился за гриву коня.
– Тяни, батько!
Болотников потянул. Побагровело лицо, вздулись жилы на шее – казалось, Секиру нечистые за ноги привязали; и все ж удалось вырвать казака из гибельной пучины.
– Спасибо, батько! – поблагодарил Секира и поплыл дале, а Болотников упредил воинство:
– Жмись к правому берегу, други! Средь реки закрути!
Казаки подались к берегу.
Посельник, заслышав шум, приподнялся в челне и очумело вытаращил глаза. Из-за поворота реки показались человечьи и лошадиные головы. Узкая Скрытая, казалось, кишела этими неожиданно выплывшими головами.
– Сгинь, нечистая! Пронеси! – испуганно окстился мужик. Но «нечистая» не сгинула, не исчезла в пучине, а все ближЬ и ближе подступала к челну. Мужик бросил снасть и налег на весла. Торопко причалил к берегу и бегом припустил к острожку. Миновав ворота, задрал голову на сторожевую башенку, но караульного не приметил.
«Никак, в избу отлучился», – покачал головой мужик и во всю прыть помчался к старцу Дорофею.
