– Вестимо, из устья и вдарим. Ну, держись, купцы! – задорно, весь в предвкушении битвы, воскликнул Васюта.
Но Болотников охладил пыл есаулов:
– Мыслю иное, други. Надо плыть в верховье Усы.
– В верховье?! – опешил Нечайка. – Да в уме ли ты, батька? День потеряем!
Не вдруг поняли атамана и другие есаулы.
– Добыча рядом, батька. Зачем от купцов пятиться?
– Веди на струги!
– Поведу, да не тем путем. Тут, подле устья, самое угрозливое место для купца. Он плывет да думает: вот Жигули да разбойная речонка, откуда гулебщики могут выскочить. И оружные люди усторожливы. Ждут! К бою изготовились. А коль с пушками плывут, так уж и ядра сунули. Берегись, повольница! Будет вам дуван, кровью захлебнетесь, – высказал Болотников.
– А пущай пушки наводят, казака не испужаешь. Вон нас сколь! – горячо изронил Нетяга.
– Вестимо, – хмыкнул Иван. – Казак завсегда отважен. Прикажи – и на пушки полезет, живота не пощадит. Но то не слава, коль за боярский зипун башку терять. Нам живой казак надобен. А вот тебе, Степан, чую, донцов не жаль. Хоть полвойска потеряй, лишь бы суму набить. Худо то! Худо урон нести.
– Но как же быть, атаман? – развел руками Нечайка.
– А вот как, други. Возьмем купца врасплох. Пусть себе плывет без помехи. Усу да Луку миновал – и заве-селился: прошли разбойное место, теперь можно и оруж-ным передохнуть. Чуете?
– Ну?
– А мы к истоку подплывем, челны на Волгу перетащим – ив камыши. Зрели, какие там скрытни? Вот в них купца и подловим. И Волга там поуже, бегу челнам меньше. Чуете?
– Ай да атаман, ай да хитроныра! – восхищенно хлопнул в ладоши Иван Г ару ня. – Тому бы сам Ермак позавидовал.
– Чуем, батька! – поддержали затею атамана есаулы.
– Любо! – сказало воинство.
– А коль любо, то плывем, други! – воскликнул Болотников и тяжелой поступью пошел к челну.
День и ночь, вместе с мужичьими челнами, плыли к переволоке. Утром перетащились на Волгу и надежно упрятали челны в камышах, сами же расположились станом в дубраве. Точили терпугами сабли, чистили и заряжали пистоли и самопалы, ждали вестей от высланных к Луке лазутчиков.
– День стоять, а то и боле. Лука велика, не скоро ее обогнешь, – гутарил казакам Гаруня.
– Ниче, дождемся. Уж коль купцы показались, вспять не поплывут, – бодрились гулебщики.
И вот час настал!
На излучине Волги показался ертаульный струг; он
шел впереди каравана, оторвавшись на целую версту.
Казаки и ватага Сергуни затаилась в густых камышах.
Государев струг, с пушками и золочеными орлами на боках, проплыл мимо. А вскоре показался и сам караван. Здесь были струги и насады, мокшаны и расшивы, переполненные грузом. Вначале караван был невелик: девять царевых стругов с хлебом. Но в Нижнем Новгороде пристали еще двадцать торговых судов.
– Могуч караван, – тихо изронил Болотников.
– Осилим ли, атаман? – с беспокойством вопросил Сергуня.
– Надо осилить. Мужики твои чтоб молодцами были.
– Не оплошаем… Не пора ли?
Болотников подождал малость, а затем, когда до каравана оставалось не более полуверсты, гаркнул:
– Вперед, други!
Из камышей высунулись челны; повольники дружно ударили веслами и стремительно понеслись наперерез каравану.
На судах забегали, загомонили люди, замелькали красные кафтаны стрельцов. Служилые, под выкрики десятников, кинулись к пушкам и пищалям.
А над раздольной Волгой вновь зычный возглас:
– Донцы – на царевы струги! Мужики – на расшивы и насады!
На кичках 209стругов горели золотом медные пушки; одна из них изрыгнула пламя, и ядро плюхнулось в воду подле челна Болотникова.
– Шалишь, бердыш! Не потопишь! – сверкнул белка.-ми атаман. – Наддай, донцы!
Загромыхал пушками другой струг, окутавшись облаками порохового дыма. Одно из ядер угодило в казачий челн, разбило суденышко, разметало) людей. А тут ударили еще с пяти стругов, и еще два челна ушли под воду. Но казаки уже были рядом, вот-вот и они достанут царевы струги.
– Гайда! 210- громогласно и повелительно разнесся над Волгой атаманский выкрик.
– Гайда! – вырвалось из сотен яростных глоток.
Теперь уже ничто не могло остановить дерзкую по-
вольницу: ни стрелецкие бердыши и сабли, ни жалящий
горячий свинец пищалей, ни устрашающие залпы пушек; грозно орущая, свирепая голытьба, забыв о страхе и смерти, отчаянно ринулась к стругам. И вот уже загремели багры и крючья; по пеньковым веревкам, шестам и баграм полезли на суда десятки, сотни повольников. Это была неудержимая, все сметавшая на своем пути казачья сила.
Болотников кинул крюк и начал быстро и ловко карабкаться на струг; подтянулся и цепко ухватился за борт. Возникший перед ним стрелец взмахнул бердышом, но Иван успел выпалить из пистоля. Стрелец схватился за живот и тяжелым кулем свалился в воду. Но тут на атамана наскочили сразу трое.
Молнией полыхнула дважды острая казачья сабля; один из стрельцов замертво рухнул на палубу, другой, с отсеченной рукой, завертелся волчком, третий попятился к раскинутому на корме шатру.
– Постоим за царя-батюшку! Бей татей! – бешено заорал стрелецкий сотник. Десятка три служилых кинулись к Болотникову, но подле него уже сгрудились Нечайка, Нагиба, Васюта, Секира… А на струг лезли все новые и новые повольники.
Звон сабель и бердышей, искры, выстрелы самопалов и пистолей, пороховой дым, злобные выкрики, предсмертные стоны и вопли умирающих. И через весь этот шум брани – мощный, неистовый возглас Болотникова:
– Бей стрельцов!
Служилых посекли и побросали в Волгу. А струг, подгоняемый ветром, несся к правобережью на камни.
– Спускай паруса!
Казаки, заслышав атамана, бросились к мачте. Судовые ярыжки, подчинившиеся повеленью казаков, ушли на нос судна,
– Ас этими что? – спросил у атамана Степан Нетяга, ткнув в сторону сарыни окровавленной саблей.
– Ярыжных не трогать!
Ярыжки ожили.
– Спасибо за суд праведный, батюшка.
– Чего ж за купца не бились? – ступил к работным Болотников.
– Худой он человек, лютый. Микешке намедни зубы выбил, – изронил один из ярыжек.
– Лют. Привести сатану!
Но купца наверху не оказалось.
– В трюм он спрятался, атаман, – высунулись из лаза гребцы.
Казаки полезли в трюм, а Болотников, глянув на ер-таульный струг, шагнул к пушкам.
– Гей, пушкари, ко мне!
На кичку прибежали четверо казаков, прошедшие выучку у Терехи Рязанца.
– Слушаем, батька!
