заодно ненавидели и презирали «пацифистов-гуманистов», ставивших под сомнение божественное обетование страны, — примерно в той же степени, в какой их религиозные предки питали отвращение к современной национальной идее, сделавшей землю центром нового культа. Так родилось (в 1974 году) пионерское движение «Гуш эмуним» («Блок верующих»), благодаря которому поселенческая деятельность существенно расширилась и приобрела иной демографический размах.
Хотя это движение представляло лишь небольшое меньшинство израильского общества, ни одна политическая группа, ни одна сионистская партия не смогли противостоять его националистической риторике, основывавшейся на презумпции абсолютного, не подлежащего обсуждению права народа Израиля на его страну. Капитуляция всего сионистского лагеря перед требованиями этого меньшинства была совершенно естественной, если вспомнить идеологическое прошлое еврейского национализма, несмотря на то что она [эта капитуляция] радикально противоречила здравой логике «прибылей и убытков» — политической, дипломатической и экономической — функционирующего суверенного государства[617]. Увы, как уже было сказано, даже самые умеренные силы не смогли долго сопротивляться патриотической риторике, отстаивавшей еврейские территориально- национальные права.
После перехода власти к сионистской «правой» в 1977 году интенсивность поселенческой активности существенно возросла. Менахем Бегин, «уступивший» весь Синайский полуостров ради мирного договора с Египтом, делал одновременно все, что мог, чтобы продвинуть колонизацию Западного берега. С 1967 года, когда был создан Кфар Эцион, в ходе ползучей экспансии (она же — политика свершившихся фактов) здесь возникло более 150 поселений, городов и деревень — не считая множества форпостов[618]. Число израильтян, проживающих в этих поселениях, достигло к моменту написания этих строк полумиллиона. Не все они — обуреваемые идеологией колонизаторы, пытающиеся таким образом «освободить» Эрец Исраэль от иностранных захватчиков. Среди них немало поселенцев-меркантилистов, решивших приобрести виллу с куском земли в придачу почти задарма. Это, увы, еще не все. Качество системы образования, медицинских и социальных услуг в поселениях, получающих щедрые правительственные ассигнования, неизмеримо выше, чем в «малом» Израиле[619]. В то самое время как в «старом» Израиле «общество всеобщего благосостояния» развалилось и быстро уходит в прошлое, на «новых» территориях оно буквально расцветает[620]. Некоторые израильтяне даже приобретают здесь дома в расчете на то, что, если, «не дай бог», наступит мир и поселения будут эвакуированы, они получат (как не так давно жители Синая и Газы) щедрые государственные компенсации.
Подавляющее большинство поселений строится, как ни странно, руками местных арабских рабочих, тех самых, чья жизнь проходит под оккупационной властью. Днем они работают в поселениях, возводя, среди прочего, оборонительные сооружения и заборы, а затем, до наступления темноты, возвращаются в свои деревни. Вплоть до начала первой интифады[621] в конце 1987 года палестинцы в массовом порядке работали и в городах, киббуцах и мошавах, находящихся на территории суверенного Израиля. Сам того не заметив, сугубо по экономическим причинам, Израиль отказался от принципа «исключительно еврейского труда» и превратился в классическую «плантационную» колонию: подданные, лишенные суверенных и гражданских прав, мирные и покорные, работают на господ, обладающих этими правами и наделенных заодно благодетельными отеческими инстинктами. Это была реализация сладкой патерналистской мечты Моше Даяна, задумавшего и искусно построившего «просвещенную» оккупацию, продержавшуюся целых двадцать лет и приказавшую долго жить в 1987 году. Не исключено, что политика «мягкой» оккупации задержала палестинское восстание на целое десятилетие, а заодно и усыпила международное сообщество, сделала возможной ползучую колонизацию и в конечном счете привела к всеобщему бунту.
Народное восстание и сопровождавший его жестокий террор подорвали удобные и беспроблемные властные отношения с палестинцами и спасли основательно подорванный принцип «этнодемократического» государства: Израиль вытеснил палестинских «инфильтрантов» обратно, в их города и деревни на Западном берегу и в секторе Газы, прекратил удобный экономический симбиоз с ними и начал эксплуатировать дешевую рабочую силу из развивающихся стран (прежде всего из стран Дальнего Востока). Начавшаяся как раз в этом момент волна эмиграции из распадающегося Советского Союза также добавила Израилю рабочих рук[622]. В последнем случае Израиль не слишком усердно проверял, являются ли эти руки действительно еврейскими. То обстоятельство, что «русская» эмиграция была в основном «белой», вполне его удовлетворяло (к вящему неудовольствию национально-религиозных и ультрарелигиозных кругов).
Жизненный уровень палестинского населения за двадцатилетие, предшествовавшее 1987 году, заметно поднялся[623]; демографические показатели ответили соответствующим рывком. Уже в 2005 году на Западном берегу проживало 2,5 миллиона человек (с учетом сектора Газы число палестинцев дошло до 4 миллионов), причем быстрый рост населения не прекращался. В первых рядах палестинского сопротивления 80-х и 90-х годов стояли люди, родившиеся в конце 60-х, уже при израильской оккупации; они же участвовали позднее и в вооруженном восстании. Эти люди никогда не знали другой власти, кроме оккупационной; впрочем, они довольно быстро поняли, что в конце XX века лишь очень немногие жители планеты находятся в столь же неординарном положении: официально не являются гражданами никакой страны, не имеют родины, суверенитета и даже минимальной свободы передвижения — все это в нынешнем глобальном мире, где такого рода статус считается практически невозможным и, по общему мнению, совершенно нестерпимым.
Большинство израильтян ничего не поняли и страшно удивились. Одна из самых частых самовлюбленных (и заодно самооправдательных) формул, найденных участниками внутриизраильского «диалога господ», звучала примерно так: «Но ведь они живут лучше, чем все прочие арабы в регионе»[624]. Левосионистские интеллектуалы, которым неловко постоянно проживать в непосредственном соседстве с почти не замаскированным режимом апартеида, продолжали перебрасывать друг другу «протестный» термин «контролируемые территории». Более всего на свете их беспокоила перспектива полной или частичной утраты «еврейского характера» своего государства. Комфортабельнее всего было считать, что нынешнее положение дел является временным, хотя Израиль уже существует в нынешних границах (и как оккупирующая держава) дольше, причем более чем вдвое, нежели в своей исходной, «узкой» форме. Таким образом, укоренилось и стало привычным моральное безразличие к колониальной форме управления, безразличие, характеризовавшее отношение большей части западных интеллектуалов к колониализму в эпоху, предшествовавшую Второй мировой войне[625].
Две интифады, вспыхнувшие соответственно в 1987 и 2000 годах, привели лишь к незначительным переменам в территориальных реалиях. Первая интифада породила соглашения Осло и Палестинскую автономию, успешно способствующую, благодаря значительной европейской и американской помощи, уменьшению цены, которую Израилю приходится платить за оккупацию, но нисколько не тормозящую поселенческое предприятие. Число поселенцев на Западном берегу более чем удвоилось (на самом деле, почти утроилось) с момента подписания соглашений 1993 года. Вторая интифада, как ни странно, привела к ликвидации поселений в секторе Газы. Ни для кого не секрет, что замысел премьер-министра Ариэля Шарона — создать в Газе враждебную «индейскую резервацию», полностью отрезанную от внешнего мира[626], — должен был прежде всего помочь Израилю избежать всеобъемлющего компромисса с палестинским руководством. Следует помнить, что оба израильских односторонних отступления с оккупированных территорий — из Ливана в 2000-м и из Газы в 2005 году — были сознательно произведены вне переговорных рамок, с тем чтобы «заморозить» и сохранить под израильским контролем другие территории (Голаны и Западный берег). Даже заградительный забор, которым Израиль себя опоясал, надеясь таким образом уменьшить число кровавых террористических самоубийств, не был построен вдоль границы 1967 года — он присоединил к Израилю значительное число поселений. Самое главное, в то же время продолжалось беспрепятственное расширение поселений, находящихся «за забором», и создание новых форпостов.
И Менахем Бегин, израильский премьер-министр конца 70-х годов, и Ицхак Рабин и Эхуд Барак в 90-х, и — даже — нынешние руководители страны, действующие уже в условиях начала XXI века, — все без исключения израильские лидеры последних десятилетий соглашались (пусть под нажимом) предоставить
