пэтэушника. Девушка покосилась на Дениску, на Зеленского, на Анну, которая фыркнула и отвернулась. Царствие матриархата! – догадался Глеб. Два «хозяйствующих субъекта» женского пола, не испытывающие друг к другу вселенской симпатии, – они тут всем заправляют. Их не смущает собственная нагота. Им плевать, что на них смотрят мужчины. Их не заботит, что посторонние их могут изнасиловать. А мужчины – заурядные тряпки, потерявшие интерес к противоположному полу. Разве что в Зеленском что-то еще теплится…
– Ладно, – шумно выдохнула Ева, и в приятном голосе тугой струной зазвенела обреченность. – Что случилось, то случилось. Вы не похожи, господа, на людей, что пугают нас тут второй день, – сделала она вывод на основе наблюдений. – Вы по разные стороны баррикад, не так ли?
– Вы проницательны и красивы, Ева, – сделал комплимент Глеб, отметив боковым зрением, что его слова вызвали недовольство Зеленского и Анны. – Может, оденетесь? А то ваш внешний вид больно ранит наше целомудрие.
– Наше целомудрие насмерть убито, – пробормотал Дениска.
– Здесь совершенно нечего надеть, – сокрушенно вздохнула Ева, положила рыбу у костра, подошла к лежанке в ближнем углу пещеры, извлекла из-под нее какую-то сомнительную тряпицу и обвязала вокруг груди. Спецназовцы почувствовали облегчение (граничащее с разочарованием).
– Вы растаскиваете грязь по комнате, – укоризненно заметила Ева, обратив внимание на покрытые грязью кроссовки пловцов. – Хотя чего уж теперь… – Она подозрительно поводила носом, и стоящий неподалеку Гурьянов смущенно попятился. – Чем тут пахнет, господа?
– Ароматы настоящих мужчин, – нашелся Глеб. – И женщин, – подмигнул поскучневшей Татьяне. – Мы тут немножко повоевали, Ева, – если это нас, конечно, оправдывает.
– Давайте начистоту, – Ева вскинула голову, и две глубокие складки, означающие сильное волнение, пересекли лоб. – Вы ворвались в эту пещеру, вы знаете, кто мы такие, – то есть не секрет, что вы искали именно нас. Вы нас нашли. Что дальше? Мы три месяца мечтаем о том, чтобы проплыло какое-нибудь судно и нас забрало. Но мы не видели ни одного судна – мы дичали, тощали, теряли человеческий облик, научились есть что попало и из ничего разводить огонь. А вчера мы увидели судно. Там была такая колоритная публика… что мы в ужасе попрятались и долго молились, чтобы их сожрал бог моря Посейдон. Теперь являетесь вы – при этом относительно сносно изъясняетесь по-русски…
– А вы язвительны, – заметил Глеб. – Как и ваша свояченица.
– Невестка, – поправила подкованная в семейных запутках Татьяна. – А Ева для Анны – золовка.
– Спасибо, товарищ капитан, – поблагодарил Глеб.
– Тем и спасаемся, – пожала плечами Ева. – Да, мы с Анной очень похожи – кроме того, что она злая, а я – добрая.
– Да уж, ты добрая… – презрительно процедила блондинка.
Но брюнетка лишь смерила ее пренебрежительным взглядом.
– И что прикажете от вас ожидать? Вы официальные лица, работаете на государство. Вы нас арестуете? Как вы это себе представляете? В секретных кремлевских лабораториях изобрели прибор для телепортации? Или у берегов Микронезии уже стоит на рейде Тихоокеанский флот? Что вы собираетесь делать?
– Как обычно, – улыбнулся во все лицо Дениска. – Спасти мир и чего-нибудь покушать.
– Нет у нас жратвы! – взвизгнул приходящий в себя Леонид и заткнулся, получив по затылку от Анны. Матриархат в чинном семействе был, похоже, не простым, а воинственным.
– Вы хотите развести нас на еду? – удивилась Ева. – Может, еще на что-нибудь?
– Товарищи шутят, – успокоил Глеб. – На ваши гастрономические достижения, уважаемые островитяне, мы не претендуем. Подозреваю, что у вас тут круглый год рыбный день. Более того, мы вас сами с удовольствием накормим.
– Точно, – обрадовался Дениска, – консервированным тунцом. Пусть избавят нас от этой гадости.
– Но попозже, – как-то загадочно произнес Глеб и вкрадчиво, переступая с пятки на носок, приблизился к мужчине, который лежал на растительной циновке и за все время не вымолвил ни слова. Его спина тяжело вздымалась, казалось, он спал. – А сейчас нам хотелось бы услышать мнение по поводу случившегося господина Каренина. Почему у нас Александр Наумович молчит? Разрядился?
– А что вы хотите от него услышать? – удивилась Ева. – Разве вы не знаете, что наш папенька… сошел с ума?
Сердце встревоженно взбрыкнуло. О чем она? Мало того что ситуация сама по себе абсурдная до упора… Он нагнулся, ткнул стволом в лежащего мужчину, тот завозился, возмущенно закряхтел, начал неуклюже переворачиваться. Так вот что означало это интригующее «но» в исполнении Зеленского! Мужчина не смотрел на склонившегося над ним человека – он смотрел куда-то сквозь него! Подслеповатый мутный взор был бессмыслен и отрешен. По губам блуждала ухмылка, пальцы с обкусанными ногтями блуждали по рваной рубашке. Он начал подниматься, но передумал. Хотел что-то сказать – и не собрался, лишь пузыри стали скапливаться в уголках рта. Но что-то человека, безусловно, тревожило. Он чувствовал, что вокруг него происходит что-то нехорошее. Он беспокойно завозился, стал искать кого-то взглядом. Подбежала Ева, оттеснила Глеба и опустилась перед отцом на колени. Положила руку ему на грудь, что-то зашептала на ухо. Мужчина неуверенно улыбнулся, начал оттаивать. Глеб не мог поверить своим глазам. В прошлом десятилетии фигура олигарха Каренина была известна всей стране. Вальяжный упитанный господин – значительный, солидный, вызывающий уважение своим физическим и моральным весом. Он носил очки, короткую стрижку, имел безупречный вкус в одежде, идеальное воспитание. В многочисленных телеинтервью он доброжелательно улыбался, расточал магнетическое сияние. Речь его была интеллигентна, правильна, он говорил разумные вещи и никогда не ошибался. После опалы и бегства за границу экстерьер Александра Наумовича слегка поблек, но он по-прежнему был сильной личностью, не растерявшей стати и самоуважения. То, что лежало перед пловцами, было полной противоположностью авторитетному олигарху. Но парадокс заключался в том, что это был именно он! Невероятно исхудавший, с ввалившимся животом, подрагивающими конечностями. Глаза ввалились, их окружали синюшные мешки, намекающие на грядущие проблемы с почками. Кожа на лице одрябла, обвисла, то, что было когда-то «дополнительными» подбородками, превратилось в желтоватые складки кожи, заросшие щетиной, переходящей в бороду.
– Может, симулирует? – как-то неуверенно, приблизившись бочком, спросил Гурьянов.
– Не похоже, – пробормотала Татьяна. – Налицо типичные признаки умственного расстройства. Заторможенность, явная невменяемость…
– Что случилось? – спросил Глеб у Евы.
– Не догадываетесь? – сухо усмехнулась девушка.
– Расскажи им, Ева, расскажи! – истерично выкрикнул Леонид. – Пусть узнают, что нам тут пришлось пережить! И как ночами мерзнем, и как питаемся какой-то хренью!
– Ничего себе семейство олигарха, у которого денег куры не клюют… – потрясенно прошептал Дениска. – Нет, товарищи, даже не упрашивайте меня податься в «аллигаторы»…
Широкая русская душа – когда последнюю рубашку готов отдать сирым и обездоленным! По призыву командира «Распрягайте, хлопцы, кони!» спецназовцы без разговоров стали сбрасывать с себя рюкзаки, выставляли на пол осточертевшего тунца, сардины, упаковки сухого хлебца, вяленых кальмаров, уворованных с борта потопленного катера. Тяжело вздохнув, Дениска выставил бутылку теплого «Грязного ублюдка», утаенного от командира, и сразу пожалел об этом – голодный Леонид, при виде еды и пива потерявший последние крохи человеческого облика, тут же ее схватил и жадно вылакал. Люди давились едой – не бог весть что, но они и от этого отвыкли. Ева подвела к «столу» Александра Наумовича – олигарх не симулировал, он действительно не понимал, что происходит вокруг, он жил в некоем параллельном мире, там он с кем-то разговаривал, но слова угадывались с трудом, там он кому-то улыбался. Он весь был ТАМ! А в этом мире – апатия, потеря энергии, эмоций, резкий сдвиг по фазе… Внешних повреждений на теле олигарха вроде не было – истощен, как и все. Основная проблема заключалась в голове. Но, почувствовав запах еды, Александр Наумович насторожился, а когда ему всучили смешную ложку, выдолбленную из сплющенной ветки, и банку консервов, во взгляде появилось что-то осмысленное, он жадно набросился на пищу, мастерски орудовал ложкой, а когда закончил и сыто срыгнул, произнес
