— Ну, что глядишь, как неродная, — пошутил он, раздумывая чтобы такое сделать.
Надежда молчала – то ли не хотела, то ли не могла говорить. Он погладил её по плечу. Потом по шее. Она не шевелилась, потом неожиданно сказала.
— Я хочу не забыть этого.
Николай молча кивнул. Этот опыт потряс даже его, несмотря на совершенно другое воспитание и сексуальные привычки конца века. Как он помнил, культура отношений в России начала революции была весьма пуританской, несмотря на попытки феминисток найти новые формы и позиции. Тем более в среде Замоскворечья, чей народ ещё великий драматург, уроженец тех мест обозвал «Тёмным царством». Тем не менее, намёк был понятен, и легко став с кровати Коля стал одеваться. Когда они подошли к двери, молодой послушник предупредительно распахнул её.
— Наставник Линь ожидает вас за завтраком, — церемонно сказал он и указал рукой в сторону широкой двустворчатой двери.
За дверью стоял низкий широкий стол, весь уставленный чашечками, тарелочками и другими кулинарными причиндалами.
— Наша китайская пословица гласит: «Завтра съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу». У вас была тяжёлая ночь – вам надо теперь подкрепит силы.
— Спасибо, — кивнул Николай усаживаясь на низкую подушку.
Сидеть было не очень удобно, но подогнутые ноги не болели.
— Я понимаю, что ваше здоровье, Николай подорвано войной и другими испытаниями.
Действительно, шрамов на его теле хватило бы на пятерых ветеранов малых войн конца ХХ века, но к боевым действиям они никакого отношения не имели.
— Вы должны пройти курс лечения, — продолжал Линь. — Наши врачебные знания позволят вам быстро встать на ноги.
— Если это не будет мешать нашим планам, то я готов, — с благодарностью сказал Коля. Подлечить здоровье действительно не мешало.
После небольшой паузы, которую заполняли лишь стук палочек о края тарелок с едой, Линь спросил.
— Удалось ли вам приблизиться к пониманию вчерашних вопросов.
— Да, святой отец.
Это обращение удивило Линя, и он еле заметно улыбнулся.
— Я рад, — сказал он, — что у вас это получилось. Не всем это удаётся. Значит ваша душа чиста – если вам разрешили прикоснуться к запретному.
Это заявление сильно удивило Николая, так как насчёт чистоты его души у него были свои, причем весьма сильные сомнения. Он знал, что сделал много ошибок, и его поведение в определённых ситуациях резко отличалась от того, каким он хотел бы его видеть. Тем не менее, подумал он, со стороны виднее.
Они закончили завтрак, прерываясь на разговоры о мелких деталях взаимодействия. Потом Николай с Надеждой пошли на Петроверигский, где их должен был ждать Саша. Он действительно стоял около особняка, деловито занимаясь бесконечным шофёрским трудом – что-то внимательно рассматривал в моторе. Они поздоровались, и Коля пошёл к Сушину.
К его удивлению, Алексея в кабинете не было. Зато там сидел молодой человек, и как водится, читал какие-то бумажки. Увидев Николая тот сразу приветливо закивал головой и сказал.
— Алексей Николаевич уехал в ЦК. Он сказал, что вы можете подъехать туда, как только будете готовы.
Это пожалуй к лучшему, подумал Коля – папочка с документами Байера по-прежнему лежала у него. Он решил, что её надо передать руководству – пусть они дальше разбираются в своём гадюшнике чья гадюка главнее.
Зато Аршинов, получив новую должность и кабинет, сидел на месте. Ничего не читал, просто пил кофе. Увидев Николая, он обрадовался и стал расспрашивать, как провели выходные. Коля поднял вверх большой палец и этот жест был понят. Степан понимающе улыбнулся и сказал.
— А у меня тоже новости. К Френкелю приходили очень интересные люди. Мы посадили своих людей на его квартире – ведь официально он в командировке. Так вот, аккурат в субботу вечером к нему пришёл человек. Ему конечно всё объяснили, но сфотографировали. И кто бы это был, как вы думаете?
— Ну, если вы радуетесь – значит человек, которого вы лично знаете и по фото опознали. Кто же сей запечатленный? Впрочем, давайте догадаюсь. Это ваш знакомый. Видных чекистов вы не знаете и они сами бы и не пошли. Приход вашего сослуживца не укладывался бы в схему за исключением единственного случая – если этот сослуживец однозначно связан либо с бандитами, либо с иностранными организациями. Выходит – либо бандит, либо человек из Варшавской или Лодзинской уголовки.
— Вы остро мыслите.
Ещё бы. После такой ночи. Мне бы в телеигру «О, счастливчик», может с долгами бы рассчитался.
— Действительно – работник Варшавского отделения. Я с ним работал в 1912 году.
Николай потянулся. Хотелось бегать.
— Значит, поляки. Вот посмотрите, — и он дал Аршинову папку. Тот явно владел немецким, потому что не стал ничего спрашивать, а быстро просмотрел одинокую пару листиков.
— Одно к одному. Что будем с этим делать?
— Поедем к начальству – пусть оно решает. У него голова большая, как у лошади. А потом это вопрос политический. А наша заповедь какая – мы работаем, а они принимают решения. Вот и разыграем этюд на тему нашей политической безвредности и покорности.
В ЦК они пошли прямо к Ксенофонтову, потому что искать Сушина было трудно. Того тоже не было, и немного подумав, Николай повёл Аршинова к Сталину. Молодой секретарь – Коля не знал кто, попросил подождать минут сорок. Порешали, что они будут в буфете, и товарищ за ними подойдёт. В буфете взяли себе по чаю и стали обсуждать возможный план действий, если Сталин скажет «фас» по польскому следу. В итоге план был набросан. Он не баловал разнообразием подходов – за поляком следили и выяснили, где он остановился.
Будущий вождь был в традиционном френче и в сапогах.
— Здравствуйте, товарищ Николай, здравствуйте, Степан Терентьевич – с чем пожаловали? Надеюсь, что-то очень интересное?
— Вот, в субботу передали немецкие военные. Господин Байер, — Николай протянул Сталину папку. Тот взял и увидев немецкий текст вопросительно глянул на Николая. Коля в смущении развёл руками и перевел стрелки на Степана. Тот быстро перевёл. Помолчав некоторое время добавил.
— Здесь в Москве к Френкелю приходил бывший чиновник для особых поручений при варшавском генерал-губернаторе, господин Сташевский.
— Это, что резидент поляков?
— Возможно. Мы отследили и установили место проживания. Он живёт под другой фамилией.
— Значит всё-таки иностранный заговор, — Сталин задумчиво повертел в руках папку. — И что же собираетесь делать?
— Товарищ Сталин, — вмешался Николай. Мы ждём указаний. Наша задача донести до вас информацию, а так как это вопрос политический, то вам и принимать решение. А наша задача его грамотно выполнить.
— Вот как? — Сталин внимательно посмотрел на Аршинов, потом на Николая.
— Именно так. Если вы дадите политическую директиву, мы будем действовать дальше в её рамках самостоятельно.
— Это и ваша позиция? — Сталин смотрел на Аршинова.
Ну, Степан, не подкачай. От этого вся судьба твоя зависит.
— Иосиф Виссарионович. Я розыскник. Это как собака. Я умею идти по следу и гонять хоть волков, хоть зайцев. Могу и с кабаном справиться. Но политика не моё дело. Скажут «фас» буду кусать. Скажут сидеть смирно – буду сидеть смирно. Начальство зачастую имеет свои резоны, нам не всегда понятные.
— И что же, вы совсем не имеет политических взглядов?
