— Иосиф Виссарионович, я, как и всякий русский хочу видеть свою страну сильной и могучей державой. Царское правительство просрало страну, поэтому большевики и пришли к власти. У меня от распада Империи душа до сих пор болит. Вот, пожалуй и всё.
Товарищ Сталин немного помолчал. Затем сказал.
— То, что в Москве действует польская резидентура – это большая недоработка ОГПУ. И было бы неправильно в грубой форме нашего вмешательства указывать Феликсу Эдмундовичу на его ошибки. Поэтому ваша, Степан Терентьевич, задача осторожно, через третьих лиц намекнуть чекистам о действиях польской разведки. Я потом уточню, как конкретно это надо будет сделать. А вас, Николай я попрошу, как человека не связанного с партией, человека постороннего – встретиться с польским резидентом и убедить его, что курс на сотрудничество с военной разведкой и товарищем Троцким – курс неправильный. Нам нужны мирные отношения с поляками, а не их вмешательство в наши дела. Я думаю, у вас получится.
Он завершающе кивнул. Николай и Степан Терентьевич поднялись, отодвигая стулья, Что-то додумав, он напоследок сказал.
— Вы знаете, Николай. Мы получили решение Секретариата на инспекцию работы Спецотдела. Завтра мы будем посылать туда комиссию – надо проверять, как расходуются партийные деньги. Вы хотите войти участником?
— Нет, Иосиф Виссарионович, — Коля понимал, что его появление там поломает работу с китайцами и совсем не обязательно позволит вытащит Ваську. — Я думаю, что в моем появлении на спецобъекте не будёт пользы. Вот если Степан Терентьевич – это было бы другое дело. А я пока поищу подход к Глебу Ивановичу с другой стороны. Мне кажется, что может получиться гораздо интереснее.
— Ну что же, пусть будет по вашему. И вы правильно сделали, что сразу пошли ко мне с этими вопросами. Я думаю, так надо будет поступать и в дальнейшем.
Николаю потребовалось некоторое время, чтобы привести мысли в порядок и подумать, что и как он будет делать. Решение вопроса с Васькой он признал правильным – чего ему светиться на спецобъекте, когда он собирается проникнуть туда в результате мистерии. Это даст ему возможность выполнить заказ китайцев – выйти на злодеев, которые балуются с восточными культами. Сделать это и получить Василия – гораздо более полезное дело, чем просто вернуться с Васькой в 2001 год. Лучше иметь китайцев союзниками – прикосновение к тайнам Востока, которое произошло ночью не давало ему покоя. Правда, с трезвости, всё могло носить более прозаическое объяснение – накачали наркотиками – вот всё и перестало болеть. Тоже самое и с сексом – говорят, что весьма способствует. В общем, в этом надо разбираться, — подумал он. Это не сейчас. Сейчас с поляками, Что же нам делать с господином Сташевским. Он случайно не Влад, — пронеслась мысль. Это было бы весело. Он бы нам чего-нибудь спел.
Эти интересные размышления прервала мысль, что Фриц звал его на 12 часов к себе. Чёрт, немцы, они не любят, когда опаздывают. А это тебе не 21 век, на пробки не сошлешься. Быстренько закинув Аршинова на Петроверигский и договорившись, что он берет Сташевского ласково и со всей вежливостью, а Николай звонит о результате, он понесся на Никольскую. Надо было ещё захватить Надежду, которую Саша отвёз на Трехпрудный, пока Коля был в ЦК.
Фриц был взволнован и это было заметно. Он безостановочно ходил взад-вперёд по комнате и резко крутил глобус, когда оказывался рядом. Наконец он справился с собой и приступил к беседе.
— Я заказал вам чай, а вам, дама Надежда – кофе. Мы не замучили вас своими скучными разговорами?
Увидев, что Надя уже готова уходить, Николай вмешался. Сейчас, после вчерашней ночи она могла чисто искренне подыграть в Коле в его рассказе про чудеса Востока.
— Вы Фриц, ещё не знаете Надю. Я боюсь, что скоро вы будете называть её удивительной женщиной и мы с ней составим удивительную пару.
Фриц не понял, но решил, что пусть будет, как хотят гости. Он опять резко крутанул глобус и сказал.
— Николай, а вы никогда не задумывались над словами, которые вам сказали на Востоке по поводу смерти вождя?
— Это какого? Там их много говорили.
Фриц дёрнулся. Чувствовалось, что ему ужасно хотелось знать всё.
— Про Ленина. Про болезнь нового мира.
— Ну, это просто. Он ведь создал новый мир – эту новую Россию. Это новая цивилизация, которая полностью отрицает весь старый опыт развития человечества. Вот и заболел от напряжения.
— Нет, нет, — Фриц от возбуждения почти кричал. Когда вы вчера сказали мне это, я сразу задумался. Это было как-то знакомо. Какая-то зацепочка. И прямо вчера я спросил нашего врача. Он хороший специалист, он помогал немецким профессорам, которые приезжали лечить Ульянова. Так вот, — Фриц наконец-то успокоился и сделал выдержанную паузу, — Ульянов болен люэсом. В последней стадии.
— И что? — не понял Николай. Только потом он вспомнил, что так почему-то называли сифилис. Вот ты и попался. Прямо на крючок. Всё, что я хотел, ты проглотил.
— Так ведь люэс и есть болезнь Нового Мира. Это его привёз Колумб из Америки, которая является Новым Светом. «Nuevo Mundo» – по-испански так и переводится «Новый Мир».
Вот только без Твардовского. Неожиданно он вспомнил анекдот, что при поступлении в ИФЛИ Твардовскому попался экзаменационный билет по «Стране Муравии». Жаль, что не расскажешь.
— Вы думаете, — с сомнением постарался протянуть он.
— Да, да, это точно. Совершенно точно. А что они говорили ещё?
Я бы знал, что так будет, хоть бы учебник по истории прочитал, печально подумал Коля. Ну что делать, что я ничего не помню про 23 год. Про Россию даже не помню, не говоря уже о других странах. Ну, в Германии инфляция – об этом Ремарк писал в «Чёрном обелиске». Франция стоит в Руре – так выйдет. Ну ни фига больше не помню. Он уже с явным сожалением развёл руками.
— Извините, Фриц. Не помню. По поводу смерти – это слова единственные.
Герхард покачал головой.
— Эх, Николай, удивительный вы человек. Вам удалось заглянуть в будущее, а вы ничего не помните. Я знаю кучу людей, которые бы полжизни отдали бы за то, чтобы оказаться на вашем месте.
Кажется меня снова подкупают. Это здорово. Привыкну ведь, как в 21 веке буду. Измучаюсь и умру. Настроение мгновенно испортилось. При мыслях о кредиторах снова заболело сердце. Из этого мира, где он играет такую интересную роль снова в позицию должника без надежд на отдачу денег – это не сильно радовало.
— Фриц, а давайте спросим Надю. Мы с ней сегодня участвовали в некоей мистерии, и вот она молчит уже четыре часа. Давай Надя, расскажи.
— Дама Надя, пожалуйста, расскажите, — поддержал Фриц.
Надька изумлённо посмотрела на них.
— А о чём?
— Что ты видела сегодня ночью, если видела конечно.
— Я видела своего сына. Я думала, что он умер. В 19 году было очень тяжело, и, я ничего не помню, как рожала. Потом мне сказали, что он умер. А сегодня я увидела его. Он уже такой большой. Он бегал по улице, по деревенской улице, и смеялся. И звал меня. Я теперь точно знаю, что он жив. Я буду искать его и найду. Он будет со мной. Ему без меня плохо.
Вот это да, как-то в прострации подумал Коля. Если это не наркотический бред, то всё тогда серьёзно, очень серьёзно. Нет, жизнь явно пробует меня на способность удивляться. Наверное ждёт, когда же перестану. Он погладил Надю по плечу. Она не плакала. Просто он понял, что странное выражение лица, которое было у неё с утра – это выражение удивления и привыкания к этой новой реальности её жизни.
— Извините, Надя, — мягко сказал Фриц. Мы не должны были… Он замолчал. В эту эпоху войн и революции каждый человек в Европе, наверное потерял кого-нибудь. Даже в далёкой от битв Испании, вспомнил Коля куча народа погибла от простого гриппа. Он тогда так и назывался «испанка».
— Вы знаете, Фриц, это действительно иногда может бывать опасно и больно для человека. Впрочем, вы знаете, у меня есть вопрос, даже два, — Коля пресек видимое желание Герхарда более подробно узнать,
