проблемы.
Как и ожидалось, она заплакала. Привыкла уже к спокойной жизни.
— Не реви. Моё уважение к тебе не зависит от твоей прошлой жизни. Оно зависит от того, как ты умело справляешься с делами. А сколько и чего нам пришлось пережить – это дело глубоко личное. Поэтому выбрось из головы всю эту ерунду. Или ты замуж за меня захотела?
А всё-таки приятно, когда женщина оправдывается, подумал Коля. Правда, как показывает опыт, мужикам это всё равно потом отольётся полной меркой.
— Всё, солнышко, кончили. — он привлёк её к себе. Примирение лучше завершать сексом – так у женщин остаётся впечатление победы.
Закончив обсуждать сценарий, Николай поехал на Петроверигский. Там был Сушин, который диктовал машинистке отчёт о проделанной работе. Аршинов, как вспомнил Коля, сейчас осматривает темницы Бокия. Вчера он передал Степану свой загранпаспорт с фотографией и сказал, чтобы тот узнал о медальоне, который был у Василия. Это можно было обыграть в будущих представлениях.
— Лёш, а в партии восточными делами кто заведует? — он подождал пока наступит пауза в диктовке.
— Рудзутак. Он Туркестаном занимается. А что?
— Да вот ищу людей, с которыми можно о Китае поговорить.
— Он, да Петерс из ЧК. Ещё можно в военную академию, на Восточный факультет обратиться. Ты скажи, я звякну.
— А в армии кто организует посылку военных на помощь Гоминьдану?
— Вроде бы Склянский.
— А ему можешь позвонить?
В это время вошёл секретарь и сказал прямо как в кино.
— Товарищ Сталин у аппарата.
Сушин пошёл разговаривать, а Николай остался думать свою невеселую думу о китайской революции.
Алексей довольно быстро вернулся.
— Приглашают в ЦК, — сказал он. — Поедем?
— Конечно. В ЦК начальство, а его надо слушаться.
Он до сих пор не разобрался в логике взаимоотношений Сергея и Фонда в целом с местной властью. Было похоже, что друг от друга они не зависели, но как-то сосуществовали. Но понять логику этого сосуществования не представлялось возможным. Скорее всего, думал Николай, фонд должен поддерживать Сталина, как будущего сильного человека – это раз и как реальную альтернативу курсу Троцкого, который делал ставку на войну в Европе. Только что они хотели в этой каше? Денег? Или спасали ценности, которые были в достатке награблены в годы гражданской войны? Не разберёшь.
— Товарищ Николай, —сказал Генеральный Секретарь ЦК РКП(б), должность в те годы чисто техническая и незаметная, — на вас поступают заявления. Информаторы пишут в ОГПУ о вашей активности. Особенно упирают на ваши переговоры с немцами.
— Что же тут странного, Иосиф Виссарионович? Моя работа в этом и заключается, чтобы вызвать огонь на себя. Я человек беспартийный, условностями марксистской фразеологии не связан. Мое дело делать дело.
— Да, именно так мы и договаривались с товарищем Сергеем. Он помогает нам и мы помогаем ему. Но для того, чтобы лучше защищать вас перед лицом нетерпеливых и неумных товарищей из разных органов, мне бы хотелось понимать вашу позицию по основным вопросам.
Вот так так. Товарищ Сталин выстраивает линию соподчинения. Понятно.
— Моя позиция проста. Это поддержка вас и вашего курса, как единственно верного в современных условиях.
— Поясните, какой курс вы имеете в виду?
— Хорошо. Попытки товарища Троцкого вызвать революцию в Европе провалились. Даже готовящийся переворот обречен на провал. По крайней мере, я говорю это от лица руководителей немецкой армии и государства. Переданные ими документы показывают степень информированности немецкой стороны. Я думаю, что обречены и попытки на Балканах.
— А в чём причина вашей уверенности?
— Общее изменение ситуации в мире, в Европе, да и России, в частности. Капитализм переживает краткий период стабилизации на фоне освоения военного передела карты мира. В этих условиях попытки развязать военное противостояние в центре будут приводить только к ненужным осложнениям.
— Мне кажется вы правы. Но ваша вчерашняя беседа с товарищем Красиным остаётся в отдельных местах мне не совсем понятной.
Мы уже и это знаем? Оперативно работают.
— Почему же. Исходя из того, что победить не удаться, надо прекратить попытки наступления и сделать маленькую передышку. Подготовиться, перегруппировать войска, наладить снабжение и лечение раненых бойцов. Но сделать это надо с максимальной выгодой. Наша наступательная политика имеет громадный потенциал, и это серьёзный ресурс в области международной торговли. Я предлагаю продать Западу эту нашу вынужденную передышку.
— Вот эта часть беседы мне понятна. Я, в целом, придерживаюсь такого же мнения. Может быть не столь цинично, как вы. Понятно, что сейчас нельзя отказаться от революционной риторики. Однако начать переговоры с буржуазией и выторговать себе преимущества в случае провала – необходимо. В этом я с вами полностью согласен. Но, мне не ясна роль Китая во всём этом. Зачем нам оказывать массированную помощь в непонятных и запутанных китайских делах, когда ситуация в стране требует сконцентрировать все силы на решении внутренних проблем. Если мы будем укреплять страну как центр мирового коммунизма, то логичнее делать это изнутри, а не распылять ресурсы.
— Совершенно правильно, товарищ Сталин. Только вам хорошо знакома логика внутрипартийной борьбы. Второй год как кончилась война. Армия сокращена до 500 000 человек. Но далеко не все бойцы и партийцы нашли себя в мирной жизни. Кое-кто по-прежнему грезит романтикой боёв и походов. И эти люди – политический резерв Льва Давыдовича. Именно они могут выступить в поддержку его лозунга «перманентной революции». Поэтому надо выбить это знамя из его рук. И Китай, бескрайний и далёкий может как раз стать тем местом, куда можно направить их энергию. Китай и Дальний Восток. Всё же подальше, чем Берлин и София.
Сталин стал набивать трубку. Николай знал, что он думает в эти паузы.
— У вас интересная логика. Она действительно позволяет взглянуть на привычные вещи с совершенно новых позиций. А как вы думаете, есть ли реальные шансы на победу в Китае?
— В обозримом будущем – нет. Но даже если они и победят, то китайцы всегда останутся китайцами. Управлять этой страной можно только изнутри – всё остальное они поглотят и не заметят.
— Значит вы уверены в поражении германского восстания? — после недолгой паузы спросил вождь.
— Уверен, Иосиф Виссарионович. И я думаю, что этот позор ляжет на Троцкого, Склянского и Уншлихта. Если уж собираются воевать, то делать это надо гораздо лучше. А то только ленивый не знает про германскую революцию.
Выйдя из кабинета, Николай пошёл в буфет. Уж слишком непростой вышел разговор. Сталин был сильный собеседник и слава богу, подумал он, что в беседе не пришлось врать. Это было бы тяжело. Беря свои стакан чая и рыбку он прокручивал сталинские вопросы, старясь запомнить всё, до мельчайших интонации. Но в целом, он остался доволен.
За время разговора у него родилась одна мысль. Он зашёл в орготдел и нашел там Алексея.
— Я тебя про Склянского спрашивал. Ты можешь с ним договориться о встрече?
— Он сейчас здесь, у Короткова. Принёс документы на Уншлихта – его планируют на пост начальника армейского снабжения. Так что пойдёт по пути товарища Эйсмонта.
А ведь это война, с ужасом подумал Николай. Чёрт его разберет с исторической последовательностью
