Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

19 июня 1958

Дорогая Ирина Владимировна,

Получил Ваше письмо. Большое спасибо. Спешу сообщить, что Михаил Михайлович устроил Вам помощь в 200 дол. Он мне говорил вчера, что Вы получите чек, он советовался со мной, как лучше послать. Я сказал — чеком. Рад, что это поддержит Г. В. и Вас. Как здоровье Г. В.? Шлю ему самый дружеский привет. Верстку книги его читаю. Все хорошо. Напутали только в содержании, и это все надо выправить. Кстати, вновь исправить Ваше исправление было нельзя: уже напечатано. Жаль. Осмеливаюсь высказать следующее о стихах в книге. Г. В. исправил «О Италии» на «Об Италии». [1201] По-моему, этим он очень ухудшил это прекрасное стихотворение, где все дело в изумительной игре гласных. Да и не говорят «об Италии». Это как-то тяжело.

Второе. Почему — «И Лермонтов один выходит на дорогу». Понимаю, это, вероятно, от «Выхожу один я на дорогу». Но в стихах эта ассоциация не приходит читателю. И, я думаю, строка очень бы выиграла, если бы «одного» не было. [1202] И третье нахальное мнение прозаика таково. «Зато как человек я умираю». По-моему, здесь «зато» нехорошо, и было бы много выигрышнее, если бы строка начиналась — «Но все ж, как человек, я умираю».[1203]Мне кажется, что здесь было бы больше «дыхания бессмертия». Говорю все это по дружбе и, конечно, Г. В. может просто послать меня к черту.

Прилагаю образцы бумаги для книги и обложки. Они нумерованы. Все их надо мне вернуть, укажите желаемые. Типограф предупреждает, что вдруг может оказаться, что в течение этой переписки бумаги какой-нибудь на складе не будет, уйдет. Имейте это в виду. Но я буду стараться исполнить Ваше желание. Ледерплексы постараюсь выслать Вам поскорее, хотя сейчас я очень погибаю из-за кучи всяких дел и неприятностей.

Шлю самый сердечный привет.

Искренне Ваш

<Роман Гуль>

174. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 23 июня 1958. Йер.

23-го июня 1958

Дорогой Роман Борисович,

Спасибо за письмо и образчики. Насчет бумаги Жорж вполне согласен с Вашим выбором. Он просит только, чтобы цифры на обложке были крупные и ярко-красные. И «Стихи» большими буквами. Нельзя ли макетку?

Насчет поправок — пусть остается, как было прежде «о Италии» — в Вашу честь. Но «И Лермонтов один выходит на дорогу» — магическая строчка и менять ее никак нельзя.[1204] И «зато, как человек»... тоже поправкам не поддается. Пусть остается, как есть.

Все же Жоржа очень тронуло, что Вы принимаете так близко к сердцу его стихи, несмотря на неприятности. Какие? Очень оба надеемся, что они уже в прошлом.

Жоржу, к сожалению, совсем не лучше. За шесть недель он потерял 8 кило и стал скелетом. Весит он 52 кило. Наше существование сейчас до того тяжело, что об этом и писать не стоит.

Сегодня доктор неожиданно объявил мне, что можно ждать конца в любой день и час. Что сердце абсолютно никуда не годится. Но я ему не очень верю, т. к. он уже отправил Жоржа в госпиталь для операции простата,[1205] совершенно зря.

Благодаря 200 долларам Мих. Михайловича я смогу свести Жоржа на такси в Тулон к кардиологу. Слава Богу, что это теперь нам доступно. До сих пор никакого правильного диагноза поставлено не было. То — сироз <цирроз. — Публ.> печени, то всякие другие ужасы. И все оказывается вздор.

Простите, что енчу.

Ну, всего-всего наилучшего и всевозможных удач Вам и О<льге> А<ндреевне>.

Жорж сам поблагодарит Мих. Михайловича. Я не рискую — мне он ни разу не соблаговолил ответить, но все же я ему горячо благодарна. Не знаю, удастся ли спасти Жоржа, но я смогу по крайнем мере постараться спасти его. Без денег же...

Если напишете Жоржу, будет очень хорошо. Он очень ценит и любит Ваши письма и Вас. С сердечным приветом

И. Одоевцева.

175. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой и Георгию Иванову. 29 июня 1958. Нью- Йорк.

29 июня 1958

Дорогая Ирина Владимировна, и дорогой Георгий Владимирович, Ваше письмо меня опечалило сообщеньями о недуге Г. В. Что же это такая за напасть? Думаю, что чек уже пришел или вот-вот придет, и это поможет Г. В. встать на ноги. Чеки всегда поднимают лучше всего. За книжку не беспокойтесь, с ней произошла задержка чисто технического порядка, типографщик сказал, что строки набрали несколько длиннее и поэтому стихи неладно становятся на странице. Сейчас их обрезают (хотя они не евреи) и все будет в порядке. Образцы бумаги я уже передал типографщику. И получу от него еще раз верстку на просмотр, как и что. «Об» Италии превращу с разрешения маэстро в «о» Италии. Остальное останется без перемен. Скажу совершенно честно. Когда я возился с версткой стихов — уже набранных — их перебирал, и проверял, перечитывал, то я испытывал совершенно музыкальное чувство — ну, вот как будто Вальтер Гизекинг [1206](покойный) играет Дебюсси,[1207] что ли, — прикосновение к какой-то музыкальной плоти, к музыкальному существу... И я очень рад, что эта книга вскоре выйдет в свет. Слышал с разных сторон — что люди хотят обязательно купить (братья литераторы и др.). Сегодня прислал письмо Чиннов, просит обязательно подписать его. Кстати, прислал совершенно превосходное стихотворение.[1208] Он растет музыкально как гриб под дождем... Очень растет и «нежнеет»...

В среду 2-го мы едем с женой в Питерсхэм (мой отпуск), но связь у меня с Нью Иорком постоянная, быстрая и простая. Пробуду там 3 недели. Писать можно и прямо туда: — я, Питерсхэм, Масс (т. е. Массачузетс). Если хотите, можете добавить с/о миссис Норман Хапгуд, [1209] но нас там и так каждая собака знает — деревенька небольшая (состоящая из усадеб — белых с белыми колоннами обязательно — и садов). На М. М. не сердитесь за молчание, он оч<ень> замотан, и у него много всякого тяжелого - и болезни и прочее. Но М. М. — исключительной прелести (и культуры) человек. Каковые уже кончаются, к сожалению.[1210]

Ну, цалую Ваши ручки, Жоржу жму лапу и желаю

<Роман Гуль>

176. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 12 августа 1958. Йер.