качаться лампада. Мы закончили правило и вышли в коридор. Старец посадил меня на скамейку, а сам присел рядом на сундучок. Мы молчали. Потом я спросил: 'Геронда, что это было?' — 'Что было?' — 'Ну, лампада. Как лампада могла качаться так долго?' — 'А что ты видел?' — 'Я видел, как лампада перед иконой Матери Божией раскачивалась'. — 'Ты видел только это?' — 'И еще Свет'. — 'И все?' — 'Больше ничего не видел'. Думаю, если Старец спрашивал у меня о том, видел ли я что-либо еще, то, наверное, сам он видел нечто большее. 'Ну, ладно, ничего особенного в этом не было', — сказал наконец Старец. 'Да как же ничего особенного, Геронда! Ведь раскачивалась лампада, и был Свет!' — 'Э, да разве ты не слышал, что в книгах написано, как Матерь Божия посещает кельи монахов и смотрит, чем они занимаются? Ну вот, Она зашла и сюда, а увидев двух сумасшедших, решила их поприветствовать и покачала Своей лампадой', — ответил Старец.
После этого Старец рассказал о различных пережитых им сверхъестественных опытах. Он сказал, что видел святую Евфимию и многое другое. Все его прежнее нежелание говорить исчезло, и он рассказывал охотно. До утра мы беседовали на духовные темы. Он особо подчеркнул: 'Я, дьякон, рассказываю тебе обо всем этом от любви, для того чтобы тебе помочь, а не для того, чтобы ты считал, что я что-то из себя представляю'.
В половине шестого пришел священник, и Старец хотел, чтобы я принял участие в Литургии. Но диаконского облачения у него в келье не оказалось. Он принес мне старый стихарь, взял одну епитрахиль, сложил ее подобно орарю и с помощью булавки укрепил у меня на плече. Потом он разыскал поручи и надел их мне на руки. В разноцветных пестрых облачениях я был похож на клоуна, но это была самая прекрасная Литургия в моей жизни. Мы были только втроем: Старец, иеромонах и я.
Он оставил меня у себя до субботы. В один из дней он послал меня в Буразери[117], чтобы я повидался со своими земляками и пообедал у них. В другой раз он послал меня на трапезу в Ставроникиту — потому что у него в келье были только чай и сухари».
Господин Феодор Хаджипатерас, владелец бакалейного магазина из города Ксанфи, свидетельствует: «Услышав об отце Паисии от одного студента, я посетил Старца в его келье и рассказал ему и о своей проблеме: 'Геронда, у меня в магазине много мышей, и я расстраиваюсь. Никак не могу от них избавиться. Прошу тебя, помолись Богу, чтобы они ушли'. Я просил Старца об этом с душевной болью, потому что мыши портили продукты и вещи, постоянно было слышно, как они бегали наверху, на чердаке. Они постоянно прыгали на глазах у покупателей даже среди бела дня. У меня был большой радиоприемник, который я привез из Германии. Мыши забрались в него, устроили там гнездо, нарожали мышат, поели электромагнитные катушки... Старец ответил мне: 'Благословенная душа! Из-за мышей мы будем беспокоить Бога?' Мне показалось, что он не придал моим словам значение.
Я вернулся домой. Моя душа ликовала, лишь немного я расстраивался от мысли, что Старец не понял меня, когда я рассказывал о мышах.
Однако, придя к себе в магазин, я понял: что-то изменилось. Через два дня убедился, что мыши исчезли, не осталось ни одной. Я понял, что их прогнала молитва Старца.
Спустя время я начал ощущать большую усталость, меня оставили силы, я очень похудел. После медицинского обследования три врача назначили мне лечение, потому что мой организм мучили какие-то микробы. Я лежал в кровати и не мог работать.
Я решил написать о своем состоянии Старцу Паисию и просил его, чтобы он ответил, нужно ли мне уезжать из Ксанфи [на лечение] или же оставаться здесь, доверившись Промыслу Божию и местным врачам.
На второй день лечения у меня начались сильные желудочные боли. 'У тебя будет желудочное кровотечение, — сказал врач. — Тебе надо прекратить принимать лекарства'. Меня положили в стационар. Глубокой ночью я поднялся с кровати и без сознания упал на пол. У меня совершенно не было аппетита. Я таял, подобно свече. Врачи осматривали меня и ничего не говорили. Меня положили в больницу в четверг, а к вечеру субботы мне стало совсем плохо.
В воскресенье утром я проснулся, почувствовав в себе удивительную силу. Я позвонил жене, чтобы она забрала меня из больницы, — я не хотел уходить тайком, словно вор.
Врач сказал мне: 'Еще вчера твое состояние было ужасным, а сейчас что-то действительно изменилось. Я ничего не понимаю, это необъяснимо'. Я ответил ему: 'Произошло чудо, Бог сотворил чудо'. Я спрашивал себя, кто был посредником в этом чуде между мной и Богом? Я ел с аппетитом, и моя пища была смешана со слезами умиления. На следующий день я пошел на работу, не чувствуя ни малейшей усталости. Всего за несколько дней я набрал килограммы, потерянные во время болезни.
В начале декабря вместе с моим другом, профессором университета, и одним из его студентов мы посетили Старца Паисия. Старец открыл нам калитку. Первым зашел профессор, потом студент, они направились по тропинке к келье. Старец и я остались стоять у калитки. Старец спросил меня: 'Как твои дела, Феодор? Сейчас ты здоров?' Я подумал, что он спрашивает меня, потому что я писал ему о своей болезни. 'Да, Геронда, слава Богу, я чувствую себя очень хорошо', — ответил я ему. По пути к келье он снова спросил: 'Ты ведь получил мое письмо, не так ли?' Я остановился от неожиданности: никакого письма я не получал. Однако еще до того, как я успел ему ответить, он сказал: 'Да, я не писал тебе письма, но ответил тебе по-другому, по-своему'. У меня внутри словно разразилось землетрясение. Я понял, что Старец исцелил меня своими молитвами. Он вновь спросил: 'Но ведь ты получил мое послание, не так ли?' — 'Да, Геронда, — ответил я ему, — твое письмо я получил'. Мы вошли в церковь, приложились к иконам, а потом я вышел во двор и долго плакал от волнения и умиления».
27 октября 1978 года два святогорских монаха посетили Старца в его каливе. Один из них описал это посещение таким образом: «Мы пришли к Старцу за час или два до заката солнца. Подойдя к калитке участка, огороженного проволочной сеткой, мы увидели, что из трубы кельи идет дым и услыхали оживленную беседу. Из-за дровяной кучи появился отец Паисий. Он поглядел на нас, и мы ему поклонились. Сделав нам несколько радостных жестов руками, он потихоньку подошел к калитке, открыл ее и впустил нас, кладя перед нами поклоны и стараясь поцеловать нам руки.
Спускаясь к келье, мы увидели молодого монаха из Ставроникиты, который готовил пищу на огне и плакал от дыма. Старец с улыбкой представил этого монаха: 'Отец такой-то — повар престольного праздника'. — 'Гляди, благословенная душа, не сожги мне еду', — сказал он ему. Монах в ответ засмеялся. Мы поняли, что перед нашим приходом они беседовали о чем-то веселом.
Мы вошли в церковь, приложились к иконам, а потом он провел нас в свой архондарик и принес угощение. Старец объяснил, что завтра, в день кончины отца Арсения Каппадокийского, они собирались служить в келье Божественную Литургию.
Мы немного помолчали, и вдруг Старец сказал: 'Когда к батюшке Тихону приходили посетители в рясах, он спрашивал их, священники ли они и служат ли они Божественную Литургию. Если они отвечали 'да', то он славословил Бога. Если же кто-то из священников отвечал, что он не литургисает, отец Тихон очень огорчался — настолько сильно, что вы не можете даже себе представить'. Эти слова Старца очень удивили нас, потому что мой друг действительно был иеромонахом и уже давно не совершал Божественной Литургии, хотя канонических препятствий к этому не было. Мы переглянулись...
Мы долго беседовали со Старцем на духовные темы, а потом он предложил нам остаться в его келье на ночь. 'Повар престольного праздника' принес нам обед. Сам же Старец с монахом съели лишь несколько миндальных орешков, которые Старец растолок в маленькой ступке.
Утром из монастыря пришел священник, и вместе с моим другом-иеромонахом они отслужили Божественную Литургию. Во время Литургии мы с отцом Паисием пели, причем отец Паисий пел очень радостно и весело.
С началом Божественной Литургии Старец шепнул мне на ухо, что в следующий раз поставит служить меня. Он словно хотел объяснить, по какой причине благословил служить Божественную Литургию моему другу, а не мне, хотя я был старше друга и по возрасту, и по хиротонии. 'Я понял, — сказал мне Старец, — что в последнее время он не служил, и поэтому вчера, как только вы пришли, сказал вам, что говорил отец Тихон в подобных случаях'.
После Божественной Литургии священник и второй монах ушли в монастырь. Нас же Старец удержал у себя еще несколько часов. Перед уходом мы почувствовали, что природа вокруг нас выглядит по-другому.
