в искренности. Точнее в фанатичной, не замутненной никакими обыденными обстоятельствами приверженности великой мечте. В этом убеждают по крайней мере два обстоятельства. Во-первых, в эти же дни Тесла отправил агента в Британию, чтобы тот подыскал подходящее место для строительства принимающей станции. Другими словами, даже в этих трудных обстоятельствах изобретатель продолжал работать над проектом трансокеанской радиовещательной системы.
Во-вторых, используя полученные в Англии роялти, Тесла попытался заинтересовать своим Всемирным проектом Джорджа Вестингауза и попросил его одолжить несколько тысяч долларов.
Вестингауз, сохранивший некоторое чувства стыда за недоплаченные великому изобретателю роялти, дал ученому нужную сумму (чуть больше трех тысяч долларов), однако от участия в проекте отказался. Во время своего быстрого расширения и перехода к многофазной системе его компания и так истратила почти 70 миллионов долларов, так что владелец «Вестингауз электрик» просто не имел достаточно средств, чтобы ввязываться в новую авантюру. Тем более в компании с Теслой.
Натолкнувшись на откровенное нежелание Астора снабжать Теслу средствами, наш герой решил — бог с ним. К тому времени он в тонкостях освоил науку производить впечатление, пусть нулевой в смысле экономического эффекта выход работ в Колорадо-Спрингс, казалось, оборвал его надежды на состоятельного спонсора. При поддержке своего друга, художника Стэнфорда Уайта, и миссис Дуглас Робинсон[57], он переключил внимание на другую фигуру, еще более здравомыслящую и жесткую.
Что касается Джона Джейкоба Астора, здесь самое время привести историю, случившуюся с богатейшим гражданином Америки на борту небезызвестного «Титаника», на котором он, доверившись чуду техники, с новой женой отправился к берегам Англии.
…Сразу после рокового удара Астор вышел из каюты и почти тут же вернулся с новостью — «Титаник» столкнулся с льдиной.
О происшествии он обмолвился исторической фразой:
— Я заказывал лед, но не так много.
Через некоторое время пассажиров первого класса попросили подняться из кают на прогулочную палубу. Асторы устроились среди спортивных снарядов на гимнастической площадке. Джон был невозмутим, он не проявлял беспокойства даже тогда, когда пассажиры начали занимать места в шлюпках: он считал, палуба огромного лайнера гораздо надежнее, чем перегруженные спасательные шлюпки.
Без четверти два ночи на палубе появился помощник капитана, который приказал спускать лодки, и только после этого Астор помог жене, ее горничной и сиделке забраться через иллюминатор закрытой прогулочной палубы в шлюпку № 4. Он предупредил помощника, что Мадлен «в деликатном положении», и спросил, можно ли ему присоединиться к ней. Помощник ответил, что мужчины должны оставаться на палубе, пока все женщины не займут места в спасательных средствах.
Астор, согласившись с тем, что он мужчина, кивнул, отошел в сторону и спокойно наблюдал за попытками пассажиров спустить на воду другие лодки. Говорят, он помогал другим женщинам занять в них места.
Его тело было поднято из воды 22 апреля — ровно через неделю после катастрофы.
Мадлен и остальные пассажиры шлюпки № 4 остались живы. У Мадлен в августе родился сын, при крещении он получил имя в честь отца — Джон Джейкоб Астор Пятый. Для российского читателя будет небезынтересно узнать, что дочь Астора от первого брака, Ава Элис Мюриэл Астор, впоследствии стала княгиней Оболенской, женой эмигрировавшего офицера, князя Сергея Оболенского.
Если верно, что каждому воздается по вере его, то душа полковника Астора должна сейчас обитать на Сатурне…
Глава 3
Многим, хотя бы понаслышке, знакомо английское наименование — Уорденклиф (Wardencliffe). Есть что-то неотразимо-притягательное в обозначении места, откуда один из великих зачинателей НТР пытался повелевать молниями.
Уорденклиф расположен на берегу пустынного залива, своим горлом выходящего в Атлантический океан. Это примерно в шестидесяти километрах к северу от Нью-Йорка на острове Лонг-Айленд. В полутора десятках километров находится небольшой городок Порт-Джеферсон. Свое название башня и лаборатория получили по имени бывшего хозяина этого участка земли, некоего Джеймса Уордена, директора Северной промышленной компании. Возможно, Тесла хотел польстить ему или у него были какие-то другие соображения, но в любом случае наименование получилось удачное, вполне сравнимое с такими примечательными обозначениями, как Бермудский треугольник, Филадельфийский эксперимент, Розвелл, как ледяные пещеры Антарктиды, в которых сбежавшие нацисты спрятали свои летающие тарелки. В Уорденклифе предполагалось установить первую из станций Всемирной системы, в задачу которых входила бы беспроводная передача энергии по всей Земле. Здесь возникло первое «гиблое место», «аномальная зона», стартовая точка многочисленных непуганых тайн, связанных с именем Теслы.
При всем скептическом отношении к Колорадо-Спрингс этот эпизод биографии изобретателя еще укладывался в границы научной парадигмы, точнее — естественнонаучного мировосприятия и экспериментально-логического метода познания окружающей действительности.
Определение, да простится автору, заумное, не каждому «по москам», однако в нашем случае точность в терминологии необходима для зрительно-ясного ощущения расстояния между понятием «научный эксперимент» и насквозь мистифицированным описанием результатов работ, выполненных в Уорденклифе. Эти страницы биографии «мрачного венгра» полярны по отношению к его действительно выдающимся достижениям прошлых лет.
Потомки поинтересовались у старика — почему так случилось?
Он не ответил.
Но и не прогнал назойливых психонавтов — вероятно, у смертной черты в его страдающем сознании реальные воспоминания окончательно слились с выдуманными им самим эпизодами, омраченными происками врагов.
Так случается.
Но в любом случае у каждого из аборигенов Земли в заначке всегда остается кусочек совести и огрызок истины. Никто пока не избежал последнего допроса, а что мог ожидать от будущего человек, пусть и великий, но с разодранной душой? Тесле удалось глубже других проникнуть в тайны электричества, к сожалению, кроме подлинных движений электронов и вращения магнитных полей, он разглядел там много такого, чего ни во времени, ни в пространстве не бывает. Такие зрительные диспропорции не предвещали в будущем старику ничего хорошего (что в общем-то и случилось), но так ли он был не прав в вызывающем отношении к таинственной сущности, отделявшей непознанное от познанного?
Так ли беспочвенны его посулы овладеть дармовой энергией?
Так ли безнадежна его интуиция насчет нараставших опасностей, отклоняющих вектор человеческих усилий от насущных потребностей человечества, в том числе и в овладении надежными и неограниченными источниками энергии?
Старик наблюдал за утренним Нью-Йорком.
Курил предпоследнюю сигарету в жизни. Курение давалось с трудом, прерывалось глухим кашлем. Жизнь утекала с каждой затяжкой, с каждым воспоминанием, среди которых нашлось место и очаровательным: «…Помнится, люди, жившие возле Уорденклифа, пугались моих экспериментов. Некоторые признавались, что за эти три года они больше бодрствовали, чем спали. Действительно, им посчастливилось познакомиться с поистине невероятными вещами».
Перед самым неприятным моментом — необходимостью потушить сигарету — старика вновь
