минуты! И – по машинам. В дороге перекусите.
Курящих в группе оказалось всего лишь двое. Они торопливо сделали по несколько затяжек, после чего самым старательным образом спрятали в земле «бычки».
По прошествии трех минут, отпущенных Костромой на все «разгильдяйство», машины покинули площадку и покатили в сторону города.
Наступала ночь. Черная и густая, как хорошо сваренный кофе, южная ночь. Уличных фонарей и в городе, и в порту уже давно не было. И тусклые редкие огоньки на пиратских или рыбацких – что в этих местах, в принципе, значило одно и то же – катерах терялись, тонули в вареве ночи. И где-то в акватории, в немыслимой, почти космической дали звездочкой горела одинокая лампочка над понтоном, к которому спускался трап с «Королевы грёз», последнего и на данный момент единственного трофея пиратов.
Каких-то вооруженных постов в порту, непосредственно на пирсах или на въезде, не было. Пираты пребывали в твердой уверенности, что никто в их логове или на их базе – кому как нравится – не посмеет на них напасть, и не озаботились без надобности охраной. «Гвардия» самозваного президента в порт вообще не совалась. Его людям намного комфортнее было в центре, где они могли безнаказанно собирать дань с мелких торговцев. А в порту… Ну, какой с пиратов прибыток? Только драка…
Моряки со стоящего под разгрузкой теплохода на ночь прерывали все работы и поднимали трап, добровольно отрезая себя от суши. Немного боялись пиратов – не без этого. Но по большей части потому, что местные жители отличались редкостным пренебрежением к праву частной собственности. Проще говоря, тащили все, что не было прибито гвоздями. А если что и было прибито, то норовили оторвать, стоило только на секунду оставить их без контроля.
Рассказывали, что однажды возникла необходимость пустить на палубу судна двух местных грузчиков. Их заранее предупредили – по судну не шататься, руками ничего не трогать и вообще стоять на указанном им месте смирно. Грузчики так и делали, ни на шаг не отступая от полученной ими инструкции. Руки сложены за спиной, взгляд направлен в небо… И все же боцман, перед тем как выпустить аборигенов на берег, решил проверить их карманы. И что вы думаете? Обнаружил у каждого по здоровенному болту! Проведенная тут же проверка показала – эта парочка выкрутила болты, затянутые не самыми слабыми руками при помощи гаечных ключей, пальцами необутых ног! Для чего местным понадобились эти самые болты – история умалчивает…
Так что команда стоящего корабля предпочла самоизоляцию разнузданному и бессмысленному – на первый взгляд – грабежу. И получалось, что никого – в смысле лишнего, постороннего, ненужного наблюдателя – в порту не было.
Порыкивая дизелями, две автомашины в пятнах «пустынного» камуфляжа въехали на территорию порта. Их появление ни у кого из местных обитателей удивления не вызвало. Да и вызвать не могло – все местные прекрасно знали, что такие автомашины ездят с базы, что расположена в стороне от города, в джунглях. Приезжают в любое время дня и ночи. Вот, совсем недавно отсюда уехали… Так что появление машин казалось вполне естественным. Автомобили неторопливо прокатили по пирсу в самый дальний, в самый темный, давно уже заброшенный угол порта и остановились, заглушив двигатели. Максим выбрался из салона, встал рядом с теплым, нагревшимся за день пыльным бортом машины, вслушался в ночь. В дороге Оболенский тоже нанес на лицо краску – правда, потемнее и погуще, чем прилетевшие с «Адмирала Пухликова» спецназовцы. Подкрасил и кисти рук. Так что теперь он полностью сливался с темнотой ночи.
Не услышав ничего, кроме шума остывающего двигателя автомобиля, плеска волн о пирс да отдаленных выстрелов, Максим взялся за фонарик. Стекло, прикрытое светофильтром, трижды брызнуло в темноту зеленым.
– Какого хрена?! – послышался чей-то недовольный голос. – Прямо в глаза светишь! Что, просто крикнуть нельзя было?
И рядом с Оболенским материализовался здоровенный негр, этакий кусок темноты.
– Не ори! – прошипел Максим.
– А кого тут бояться? – удивился вновь пришедший. – Тут же нет никого!
– Все равно не ори, Шурик! – Максим слегка тряханул оборзевшего аборигена. – Лодку пригнал?
– А то как же! – важно ответил Шурик, ибо это был именно он. – Должен тебе сказать, не лодка – мечта! Она…
– Вот и хорошо, – остановил словоохотливого аборигена Оболенский. Развернулся к Костроме, который, стоя немного в стороне, с глубоким интересом прислушивался к беседе. – Все. Приехали. Командуй своим…
Кострома повернулся лицом к машинам и, подсвечивая себя также снабженным фильтром фонариком, поднял правую руку на уровень плеча, потом опустил ее, указывая на место рядом с собой. И тут же послышался… Наверное, шумом это назвать нельзя. Не раздавалось ни бряканья, ни аханья, ни вздохов. Было движение, сопровождаемое шорохом одежды, и почти неслышные щелчки подошв берцев о бетон. Несколько секунд – и группа, усиленная Артемом и Максимом, была готова к посадке на плавающее средство.
…Конечно же, Шурик наврал или просто преувеличил. А если такая лодка и действительно была его мечтой, то аборигена оставалось только пожалеть. Обычная рыбацкая посудина, обшарпанная, давно уже позабывшая свои лучшие дни и насквозь пропахшая рыбой. Но группа разместилась на ней полностью и даже не без некоторого комфорта. Впрочем, последнее было лишним. Плыть им предстояло всего лишь несколько минут.
Застучал двигатель, Шурик встал к штурвалу и уверенно направил лодку на тот самый огонек, который казался таким далеким, почти недосягаемым.
Кострома в это время занимался расстановкой своих людей. Или, если угодно, определял первоочередные задачи и исполнителей.
– Торпеда! – негромко окликнул он одного из бойцов и сделал несколько жестов.
Разведчик, чей позывной назвал командир, быстро переместился на нос лодки, ближе к правому борту. Сжался в комок, опустив лицо как можно ниже. И сам Кострома, и его бойцы по примеру Оболенского и Артема «утяжелили» раскраску лица и зачернили открытые части тела. Так что если не приглядываться специально, их трудно было отличить по цвету кожи от местных. Особенно в темноте. Но, как известно, береженого бог бережет, поэтому боец старался не отсвечивать.
– Руль! – еще несколько жестов. И тот боец, что был вооружен «винторезом» сместился к корме, укрылся за спинами товарищей и приготовил винтовку.
Сам Кострома подобрался к «капитану» судна и начал что-то ему негромко объяснять. Шурик только с важным видом кивал в ответ.
Закончив разговор, Кострома еще раз придирчиво осмотрел лодку, размещение на ней бойцов, хорошо ли они укрыли лица, и, видимо, вполне удовлетворенный увиденным, сам присел, наклонившись немного вперед и глядя на приближающийся понтон искоса.
Часовой – точнее, тот из пиратов-охранников, что дремал в это время на понтоне, – услышал шум двигателя лодки. Привстал, приблизился к краю понтона, всмотрелся в темноту. Что-то сказал на родном языке. Никто из спецназовцев его не понял. Зато Шурик вдруг растрещался. Молотил, как пулемет, не позволяя собеседнику – если этого несчастного можно было так назвать – вставить ни единого слова.
А лодка между тем подходила все ближе и ближе. «Часовой», стоя на самом краю понтона, взмахнул автоматом и что-то крикнул. В его голосе явно были слышны угрожающие интонации.
Шурик опять что-то застрекотал в ответ и повернул румпель. Лодка аккуратно притерлась правым бортом к краю понтона. Часовой шагнул еще ближе. То ли оттолкнуть хотел, то ли, себе на беду, посмотреть, кого это принесло ночью. И тут же навстречу ему пружиной рванулся Торпеда.
Пират и понять ничего не успел. Сильная рука легла на затылок и резко рванула его вниз, а другая рука, удлиненная ножом, метнулась навстречу. Легкий хруст разрываемых лезвием тканей, негромкий хрип
