допускать, чтоб две сферы встретились, — никогда ни в чем не следует сознаваться. В то время как ты, Гарри, сознался во всем… не так ли?
— Да, это так. И да, я был дурак, что сделал это.
— Но ты должен был разделить вину.
— Меня застукали…
— Быть застуканным и сознаться — это разные вещи. Знаешь эту историю про мужчину, которого жена застает в постели с другой женщиной? Он тут же вскакивает голый, и начинает вопить: «Это не я! Это не я!»
— Боюсь, мне всегда не хватало пресловутого sdi froid — хладнокровия.
— Нет, ты просто чувствуешь себя неуютно, когда приходится врать. Ты считаешь обман недопустимым с точки зрения морали… хотя это самый распространенный — и необходимый — человеческий инстинкт.
— Ты считаешь обман необходимым?
— Конечно. Как же иначе мы можем лавировать среди абсурдов нашей жизни? А знаешь, какой самый большой обман? «Я люблю тебя».
— Разве ты не любила своего мужа?
Она потянулась за сигаретой. Я заметил:
— Ты всегда так делаешь, когда я задаю какой-нибудь каверзный вопрос.
— Ты очень наблюдательный. И да, я любила своего мужа… иногда.
— Только иногда?
— Только не говори мне, что ты способен любить кого-то постоянно.
— Я способен на что угодно ради своей дочери.
— Даже притом, что она с тобой не общается?
— Разве я тебе говорил об этом?
— Гарри, ты всегда в таком шоке, когда я высказываю предположения насчет твоей жизни… Но дело не в том, я обладаю каким-то там даром ясновидения. Это просто…
— Моя история настолько банальна и очевидна?
— Все жизни экстраординарны. И в то же время банальны и очевидны. Из того, что ты успел мне рассказать, можно составить представление о тебе и твоей ситуации. Достаточно собрать воедино обрывки твоих признаний. Но, если ты не хочешь говорить об этом…
— Так же, как и ты не хочешь говорить о том, что случилось с твоей дочерью…
— Моя дочь умерла.
— Как?
— Ты действительно хочешь услышать эту историю? — спросила она.
— Да, хочу.
Маргит устремила взгляд в окно. После нескольких глубоких затяжек сигаретой она начала говорить:
— Двадцать второго июня 1980 года Золтан повел нашу дочь Юдит — ей было всего семь лет — на прогулку в Люксембургский сад. Помню, я еще сказала ему, когда они выходили, что ужин будет готов через час и, может, лучше им было бы погулять в Ботаническом саду через дорогу. Но Юдит очень настаивала на том, чтобы покататься на карусели в Люксембургском, и Золтан — он обожал ее и ни в чем не мог отказать — сказал мне: «Мы возьмем такси туда и обратно». Кстати, такой чудесный летний вечер, почему бы тебе не поехать с нами? Мы могли бы посидеть в ресторане, а потом отвести Юдит на мультик «Фантазия». Но я уже начала готовить соус для спагетти, и мне не хотелось нарушать заранее продуманный распорядок семейного вечера. Поэтому я стала настаивать, чтобы они вернулись через час, не позже. Золтан упрекнул меня, что я слишком строга, сотте d’hahitude.[115] Я огрызнулась в ответ, сказала, что кто-то же должен отвечать за дисциплину в доме, иначе все рухнет. И вот тогда он обозвал меня шлюхой, а Юдит расстроилась и спросила, почему мы все время ссоримся, а Золтан ответил, что мне нужно постоянно все контролировать. В ответ я крикнула мужу, что единственное, что удерживает меня в этом браке, так это наша маленькая девочка, потому что сам он — никчемный и нечего на него тратить время. Юдит расплакалась, Золтан начал орать, что ему надоел наш брак, а потом схватил Юдит и сказал, что они поедят где-нибудь в другом месте, что я могу подавиться этим чертовым соусом… Потом дверь за ними закрылась и… — Она замолчала. Потом продолжила: — Шли часы. Три, четыре, пять часов. Я рассудила так, что после ужина они зашли в кино. Но кинотеатр находился в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Когда пробило одиннадцать, я заволновалась. К полуночи мне стало страшно. В час ночи я уже была в панике — и начала прокручивать в голове самые невероятные сценарии, пытаясь убедить себя, что в приступе злости Золтан просто решил переночевать с дочерью в отеле… а мне специально ничего не сообщил, чтобы наказать… Но я знала, что Золтан никогда бы не совершил столь экстремального поступка. Может, у него и были амбиции, но все-таки он был человек не подлый… мне всегда это нравилось в нем, даже частенько думала, что чересчур критически отношусь к нему. Это действительно ужасно — не так ли? — что мы подчас бросаемся на самых дорогих нам людей, не думая, только потому, что раздражены своей собственной жизнью и… — Она снова замолчала, глубоко затянувшись сигаретой. — Полиция прибыла около двух часов ночи. Когда я услышала голоса на лестнице, я тут же поняла, что…
Молчание.
— Полицейские вели себя очень вежливо, были участливы. Они сообщили мне, что произошел несчастный случай, и предложили проехать с ними в госпиталь де Питье-Сальпетриер. У меня сразу началась истерика, я требовала объяснить, что случилось. «Un accident, madame»,[116] — сказал один из них и объяснил, что они не вправе обсуждать обстоятельства происшествия и состояние моего мужа и дочери. Когда gendarme[117] сказал это, его коллега положил руку мне на плечо, словно и пытаясь поддержать меня. И вот тогда я узнала, что они оба мертвы… Помню, у меня возникло ощущение, будто я
