совету преподавателя.
Аксель и его младший брат Роберт обитали в семи комнатах большого дома в Леркстадене. Аксель занимался не слишком усердно. Он больше любил поиграть на скрипке, посмотреть новые пьесы, испробовать звучание, какого раньше не слышал; иногда он засиживался со скрипкой глубоко за полночь и пробовал струны, пока кончики пальцев не начинали гореть.
Оставался всего один день. Завтра Акселю и Грете предстояло играть на финальном концерте. Аксель сидел и смотрел на конверты пластинок, разбросанных по полу возле проигрывателя. Дэвид Боуи —
Мама постучала в дверь и вошла с бутылкой кока-колы, двумя бокалами с кусочками льда и дольками лимона. Аксель немного удивленно сказал «спасибо», взял поднос и поставил его на журнальный столик.
— Я думала, вы занимаетесь. — Алиса огляделась.
— Грета пошла домой обедать.
— Но ты мог бы позаниматься один.
— Я подожду ее.
— Аксель, завтра финал. — Алиса села рядом с сыном. — Я занимаюсь не меньше восьми часов в день, а случалось работать и по десять.
— Да у меня весь день — меньше десяти часов. Остальное время я сплю, — отшутился Аксель.
— Аксель, у тебя талант.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Но таланта недостаточно. Одного таланта ни для чего недостаточно.
— Мама, я вкалываю как ненормальный, — соврал Аксель.
— Поиграй мне, — попросила мать.
— Нет, — быстро сказал он.
— Я понимаю, что мама — не учитель, но ты мог бы принять мою помощь, сейчас она тебе пригодится, — терпеливо продолжала Алиса. — Когда я слушала тебя в последний раз, а это было два года назад, на рождественском концерте, никто не понял, что ты играешь…
—
— Незрело… но очень впечатляюще, для пятнадцатилетнего, — призналась она и протянула руку, чтобы погладить сына. — Но завтра…
Аксель уклонился от материнской руки:
— Не надо.
— Позволь узнать, какую пьесу ты выбрал?
— Классическую, — широко улыбнулся он.
— Слава богу.
Аксель пожал плечами, стараясь не встречаться глазами с матерью. Когда в дверь позвонили, он молча вышел из комнаты и сбежал вниз по ступенькам.
Уже смеркалось, но свет, падавший из окон, отражался от снега и не давал темноте сгущаться. Грета в шерстяном пальто и берете стояла на крыльце. На шее полосатый шарф, щеки покраснели от мороза, волосы рассыпались по плечам, и в них полно снежинок. Войдя, Грета осторожно положила футляр со скрипкой, сняла пальто, расшнуровала черные ботинки и достала тапочки из сумки на длинном ремне.
Алиса спустилась поздороваться. Она была очень оживлена, ее щеки порозовели от радости:
— Как хорошо, что вы помогаете друг другу. Будь построже с Акселем, а то он только делает вид, что работает.
— Я уже заметила, — засмеялась Грета.
Грета Стирнлоод была дочерью промышленника, державшего большой пакет акций, среди прочего — в «Сааб Сканиа»[38] и «Эншильда Банкен».[39] Грета росла с отцом — родители развелись, когда она была совсем маленькой, и с тех пор девочка не видела свою мать. Отец очень рано — может быть, еще до ее рождения, — решил, что дочь станет скрипачкой.
Когда они поднялись в музыкальную студию Акселя, Грета подошла к роялю. Блестящие локоны рассыпались по плечам. На девушке была белая блузка и юбка из шотландки, синий вязаный жилет и полосатые колготки.
Она достала скрипку из футляра, закрепила подбородник, хлопчатобумажной тряпкой стерла остававшуюся на струнах канифоль, приготовила смычок и поставила ноты на пюпитр. Быстро проверила, не расстроился ли инструмент от холода и перепада влажности.
Потом они приступили к занятиям. Грета играла как всегда, полузакрыв глаза, обратив взгляд внутрь себя. Длинные ресницы бросали трепещущие тени на цветущее лицо. Аксель сразу узнал пьесу: первая партия Пятнадцатого струнного квартета Бетховена. Серьезная глубокая тема.
Аксель слушал, улыбаясь и думая, как музыкальна Грета. Искренность ее интерпретаций внушала ему уважение.
— Прекрасно, — сказал он, когда она закончила.
Грета перевернула нотный лист и подула на ноющие пальцы.
— Трудно решить… это папа выбрал, что мне играть. Он сказал, чтобы я играла Тартини, скрипичную сонату соль-минор.
Она замолчала, взглянула в ноты, посчитала шестнадцатые и пропела про себя сложное легато.
— Но я чувствую себя неуверенно.
— Можно послушать?
— У меня плохо получается. — Грета покраснела.
Она с напряженным лицом сыграла последнюю фразу — прекрасную и печальную, но к концу потеряла темп, в том месте, где высокие звуки должны были взметнуться тревожным пламенем.
— Черт, — прошептала она и сунула скрипку под мышку, чтобы отдохнуть. — Я нагоняла после болезни, работала как зверь. Надо было больше учить шестнадцатые и триоли…
— А мне понравилось это покачивание. Как будто ты наклонила большое зеркало.
— Я сыграла неверно, — перебила она и покраснела еще сильнее. — Извини, но ты просто хочешь быть любезным. Так не пойдет, я должна играть правильно. Идиотизм — я вчера весь вечер не могла решить, должна ли я выбрать пьесу полегче или бросить все силы на сложную.
— Ты же можешь сыграть обе.
— Нет, это рискованно. Дай мне несколько часов — часа три, и я, может быть, завтра поставлю на Тартини.
— Ты не можешь выбрать Тартини только потому, что твой папа решил…
— Но ведь он прав.
— Нет, — сказал Аксель и медленно свернул косяк.
— Я могу сыграть ту, что полегче. Но ее, боюсь, будет недостаточно. Все зависит от того, что выберете вы с тем японским парнем.
— Нельзя так думать.
— А как можно? Я еще ни разу не видела, как ты занимаешься. Что ты будешь играть? Ты хотя бы решил?
— Равеля.
— Равеля? Не занимавшись? — рассмеялась Грета и спросила: — А если серьезно?
— «Цыган» Равеля — и ничего другого.
— Аксель, прости, но это же безумие, сам понимаешь. Сложная пьеса, очень быстрый темп. Ты слишком самонадеян.
— Я хочу играть, как Перлман, но не торопясь… потому что на самом деле здесь не нужен быстрый темп.
— Аксель, в этой пьесе быстрый темп обязателен, — улыбнулась Грета.
— Да, если ты заяц и за тобой гонятся… а волк может позволить себе никуда не бежать.
Грета утомленно взглянула на него:
— Где ты это вычитал?
