В общежитии после стипендии группа отмечала день рождения общей любимицы — Алены, однокурсницы, девушки, на редкость обаятельной, всегда подчеркнуто аккуратно одетой. Она всю жизнь прожила в Ленинграде, поэтому в институт вместе со званием мастера спорта по художественной гимнастике перешло из школы и ее второе имя — Дюймовочка.
Дюймовочка всегда была в центре внимания, но все «лидеры» вуза формальные и не формальные уже потерпели фиаско.
В тот вечер Котов играл на гитаре. Саша был в ударе, и именинница не сводила с него глаз. Сергеев страдал молча. Вдруг один из самых тихих — Олег Гончаров — ляпнул про Дюймовочку такое, что Сашина гитара взлетела в воздух и раскололась на голове обидчика. Потом были «скорая помощь», объяснительные записки, разбирательства… Родители Олега, как выяснилось позже, учились когда-то вместе с деканом факультета. Декан принял решение: Котова из института отчислить. Комитет комсомола во главе с Сергеевым решение опротестовал и отстоял Сашу перед ректоратом. Из института пришлось уйти Олегу Гончарову. Декан, человек умный и спокойный, констатировал: «Распределяться, Сергеев, все равно ко мне придешь». События произошли за два месяца до распределения.
Тогда-то впервые у Сергеева и появилась мысль — «не приду». Но это было лишь первым толчком. Окончательное решение вызрело позже, когда решил для себя: Алена может стать невестой и женой, если он уедет куда-нибудь надолго и далеко и будет ей писать письма, много писем. Иначе ее не завоевать… И вот он пришел на военную кафедру:
— Товарищ полковник, можете отправить куда-нибудь подальше? В Арктику, на Чукотку или Камчатку?
— Для нашего отличника все можем. Поедешь на Тихоокеанский?
В отделе кадров Краснознаменного Тихоокеанского флота люди деловые и немногословные.
— Лейтенант, есть два места: одно — на берегу. Второе — на корабле, который скоро в дальние моря пойдет.
— Конечно же на корабль!
— Не торопись, на корабле придется заниматься многим: обязанности шире, чем учили в вузе — начальником службы снабжения, то бишь интендантом.
Интендант — это было несколько непонятно. Память подсказала изречение Петра I: через три года интенданта надо вешать.
«Но мне-то служить два года!» — облегченно нашел он шутливый выход и громко, утверждающе произнес:
— Корабль.
И вот он здесь, на большом корабле, именуемом плавучей базой подводных лодок. Когда улетал, все говорили — «возвращайся». Все, кроме Алены. Даже «пиши» не сказала. В силу глубочайшей своей порядочности посчитала долгом сообщить, что за эти годы Сергеев не стал героем ее сердца. Попрощались просто:
— До встречи!
— Пока!
Это даже интересно. Способен он на что-то или нет. До отпуска год. Стало быть, будут письма. Придется осваивать эту вполне оправдавшую себя в веках форму борьбы за женское сердце…
…Однако пора и спать. Часы, переведенные с утра на девять часов вперед, показывали два ночи.
Все эти дни частенько вспоминал выступление профессора Попова — самого доброго заведующего кафедрой в институте. На торжественных проводах студентов, уходящих служить в ряды Вооруженных Сил, он говорил: «Можно быть плохим инженером, плохим директором, но нельзя быть плохим солдатом и настоящее преступление быть плохим офицером. За неграмотность и глупость военного человека люди могут заплатить своими жизнями».
Он имел право на эти слова — Петр Петрович Попов, любимец студентов, прошедший всю войну от рядового бойца народного ополчения до командира разведроты…
Принял дела и обязанности. Называюсь — офицер по снабжению. Еще можно — начальник службы «С» — снабжения, а проще — интендант. Коротко, как кличка. Все-таки не боевой офицер… Первые дни боялся насмешек и колкостей по поводу моей службы. Однако никто не смеялся. Думал — из вежливости, но потом понял, какое место занимает в жизни корабля эта далеко не самая романтическая служба.
Плавбаза — не столько плавучая, сколько плавающая база. Это значит, что океанские штормы треплют ее точно так же, как и все прочие корабли. Несмотря на тыловое предназначение — снабжать в открытом море экипажи подводных лодок всем необходимым, на палубе «Амгуни» орудийные башни, на надстройках — зенитные автоматы. Для самообороны. Даже в некоторых иностранных справочниках плавбазы такого тина именуются «артиллерийскими кораблями», что вызывает у старпома Моргуна приливы особой гордости. Но мне греет душу коронная фраза начальника продовольственного снабжения соединения: «В военное время на кораблях воюют БЧ-2 и БЧ-3. В мирное — служба «С».
Ну что ж, интендант так интендант. Партбилет обязывает, надо — значит, надо!
Пошел на соседние корабли, в береговую базу к коллегам. Приняли хорошо, но без лишних эмоций. После бесед с «китами снабжения» проникся некоторым уважением к будущей, а точнее сказать, уже настоящей профессии.
Знакомлюсь со службой, с боевыми помощниками.
Пытаюсь вспомнить то, что изучали на военной кафедре в институте. Хотя вся теория далека от нынешней моей службы, кое-что применить можно. Помнится, никто не мог с первого раза сдать зачета по составлению раскладки — то есть по ассортименту блюд, расчету норм выхода пищи так, чтобы все было как положено — ни больше ни меньше. Думал, что и на корабле это будет самым сложным, но это-то как раз оказалось одним из простых дел.
После визита к начальству и коллегам три дня сидел над приказами и инструкциями, как перед экзаменом, с той лишь разницей, что запоминал интендантскую цифирь и параграфы надолго и прочно. Потом даже сам удивлялся, что смог все выучить. Кроме того, изучал устройство корабля, уставы, распорядок, расписания. Не любопытства ради, а опять же для дела. Хоть и интендант, а обязан уметь дежурить по кораблю, с выходом же в море — нести ходовую вахту. Вот уж никак не ожидал, что буду стоять на мостике! В моем понимании вахтенный офицер — национальный герой, а тут извольте им стать.
«Сдашь на допуск к вахте — пришьешь нашивки на рукава, моряком станешь. А пока — интендант: бочкотара, усушка, утруска. Будешь нести вахту — другие офицеры станут уважать, не будешь — терпеть присутствие, а в душе презирать» — так непосредственный начальник капитан-лейтенант Вересов Игорь Викторович психологически точно нарисовал перспективу.
Время на все дали две недели, так как впереди поход в большие моря.
В первый день на корабле опасался различного рода флотских розыгрышей, на все реагировал не торопясь, осмысливая, не кроется ли какого подвоха. Но прошло три дня — и все спокойно. После того как механику трижды не удалось «купить» меня, совсем успокоился. Почувствовал себя почти моряком. Вот тут-то меня и подловили.
Вечером зашел сосед — лейтенант Рыжков, командир группы БЧ-2:
— Пошли к Асееву, посидим, поговорим.
— С удовольствием.
В каюте командира БЧ-2 пять человек. Собираются есть арбуз, который привез вернувшийся из отпуска капитан — лейтенант Асеев. Разрезали, пошел разговор «за жизнь».
Хозяин каюты достал из сундука сапог, лапу, дратву, прочий сапожнический инструмент.
— Люблю, — говорит, — с обувью повозиться, — вы продолжайте, я не помешаю.
И принялся постукивать молотком, слушая очередной анекдот. И вдруг, спохватившись, обратился ко мне:
— Слушай, Александр Егорович, не в службу, а в дружбу, ты самый молодой, зайди к старпому, забери у него мое шило, я ему позавчера давал. Моряка посылать неудобно, а я уж фартук нацепил.
