завезенных в Харьков прошлой зимой, — хоть шаром покати. Однако возражать не стал.
Вот что Юлию больше всего тревожило — намерения Сони, хотя она сама все и устроила. Но тут ничего нельзя было поделать, сестра настаивала.
Когда она звонила Олесе, сестра упаковывала какие-то свертки в старый отцовский саквояж, оживленно прихорашивалась, даже надела кольца.
— Это еще зачем? — подозрительно спросила Юлия, заметив, что Соня, пересчитав крупные купюры и уложив их в конверт, прячет деньги между свертками. — Что ты собираешься покупать?
— Ничего, конечно, — со смехом ответила сестра. — А это для Роны. Женские штучки. Она всегда их любила — тонкие чулочки, белье, духи.
— Ты все-таки решилась?
— А почему бы и нет? Загляну к Мите в мастерскую — как бы невзначай. Там и встретимся. Потом чуть-чуть пройдемся, поболтаем и сразу домой. Не волнуйся, дорогая, — она обняла Юлию. — Ничего плохого со мной не случится.
— За тобой могут следить, — снова начиная нервничать, пробормотала Юлия.
— Кто? — поморщилась сестра. — Чепуха. Кому я нужна?
— На твоем месте я бы не вела себя так легкомысленно. У тебя ребенок.
— Я буду осторожна. Неужели грозное ведомство твоего мужа может интересовать моя скромная персона? Очень даже сомневаюсь.
Юлия, однако, думала иначе.
После разговора с Вячеславом Карловичем в машине, буквально на следующий день, она заметила, что ей постоянно попадается на глаза один и тот же мужчина. Не то чтобы он как-то изощренно таился. Вертелся на самом виду и вдруг пропадал, когда она неожиданно оглядывалась. Неприметный тип с таким лицом, будто по нему прошлись канцелярским ластиком. Когда накануне вечером Юлия садилась в трамвай вместе со Светличными, он прыгнул во второй вагон. Трамвай дернул, мужчина схватился за поручень, и она заметила у него на руке светлую нитяную перчатку. Это в мае-то!
Сегодня его не было видно, но все равно она сказала сестре:
— Обрати внимание на светловолосого мужчину. Не очень рослого, средних лет. Носит перчатки. Если увяжется за тобой, постарайся ускользнуть.
— Ты как мой Филипп. Ему тоже повсюду мерещатся агенты… Ну не сердись — я буду очень внимательной…
Юлия собирала вещички племянника, мать хлопотала в кухне, когда из своей комнаты, сухо покашливая, появился Дмитрий Львович.
— Читала статью Смальцуги? — спросил он. — О театре Сабрука. Как рядовой зритель он, то есть Смальцуга, отдает должное, а как большевик — категорически осуждает. И больше того — находит вредным. Националистические тенденции. Паранойя! Откуда они свалились на нашу голову?
— Прочла, — неохотно откликнулась Юлия. — Даже имела неосторожность сказать об этом Балию. За что и получила… Знаешь, я все-таки попробую поговорить с ним о тебе. Так не может продолжаться. Ты стал похож на собственную тень. Может, тебя все-таки отпустят вместе с Соней? Эта клиника в Сюрене…
— И не вздумай. Дай бог, чтобы твоя сестра благополучно вернулась к мужу. Только теперь я понимаю, какая это была глупость и слепота с нашей стороны — звать ее сюда… Вы куда с Максиком?
— В парк. И выкинь Смальцугу из головы. Береги нервы.
Она коснулась губами колючей, серебрящейся, как серая соль, щеки. От отца, всегда такого энергичного, щеголеватого, уверенного в себе, пахло старостью, болезнью и сиротством. Сердце тоскливо сжалось. Юлия подхватила племянника на руки и, пряча глаза, вышла.
С шофером она договорилась, что он высадит их у входа в парк, а через два часа будет ждать на том же месте. Было безветренно и тепло; на клумбе у постамента доцветали примулы. Вдоль аллеи чернели все еще голые, будто сваренные из гнутого металла, кроны дубов. Парень, довольный, что его отпускают, помог ей вытащить из машины сумку с детскими вещами, а Макс тут же двинулся своей уверенной кавалерийской походкой к клумбе.
Юлия дождалась, пока машина отъедет, догнала племянника, подхватила на руки и, несмотря на его картавые протесты, направилась к дому Олеси Клименко.
По дороге Макс задремал, поэтому по лестнице она поднималась медленно, держа в охапке отяжелевшего малыша и увесистую сумку. Прежде чем позвонить, оглянулась на дверь квартиры Светличных. Митя наверняка уже ушел.
Когда Олеся открыла, они осторожно перенесли мальчика в ее комнату и уложили. Макс подтянул колено, что-то пробормотал, уткнулся носом в подушку и засопел. Олеся прикрыла его простынкой и жестом позвала за собой Юлию.
Только в кухне она разглядела бескровное Олесино лицо.
— Господи, что с тобой, Леся?! Ты такая бледная! — воскликнула Юлия.
— Ничего особенного. Проходи, присаживайся. Помнишь этот стол? Тот самый, под которым мы с тобой еще девчонками прятались от Хорунжего, когда он являлся выпивши… Мне нужна твоя помощь…
Отрывистый и сжатый рассказ Олеси Юлия выслушала на одном дыхании. Лишь в самом конце попросила разрешения закурить.
— Кури, — сказала Олеся. — Я взгляну, как там маленький.
Она вернулась через минуту, кивнула:
— Спит… Ты должна сказать мне честно, если боишься. Я пойму. Это очень рискованно, твои обстоятельства…
— Причем тут обстоятельства! — отмахнулась Юлия.
— Плохо, что моя мать видела бумаги. Но я, кажется, смогла убедить ее, что все уничтожено… Твой муж, Юля, отдал бы все, чтобы никто до них не добрался. Ни сейчас, ни в будущем. И мне показалось… Я подумала — пусть архив пока полежит там, где его никто не станет искать. Может быть, потом…
— Ты права.
— Но я должна предупредить. Нет… Ты должна поклясться. Тебе нельзя это читать. Ни строчки. Обещаешь?
— Да.
— На неделю. В худшем случае — две. Пока я… не улажу свои дела.
— Тебе не о чем беспокоиться. Балий редко заходит ко мне. Постоянно занят…
— Ты знаешь, что Юлианов арестован?
— Знаю.
Юлия наклонилась к Олесе, обняла ее плечи, шепнула:
— Если что-то изменится, свяжись со мной через Дмитрия… Тебе сейчас тяжело, я знаю, но ты держись. Нужно выстоять.
— Я, моя милая, замуж иду, — Леся мягко освободилась и встала. — За Никиту Орлова. Он заканчивает курс, потом уедем к его родне за Урал. Петр Георгиевич велел: быть мне супругой агронома и почвоведа.
— Все-таки лучше, чем женой особоуполномоченного… — Рубчинская быстро взглянула на часы. — Мне пора. Давай бумаги. Сумка довольно вместительная, сверху — детские вещи. Никто и не догадается. Пора будить Максима…
Когда Юлия с племянником вернулись, сестра уже была дома.
До возвращения машины они успели посидеть на скамейке, побродить по парку и поиграть. В аллеях было немноголюдно. На глаза попался наряд конной милиции, гнавший перед собой стайку оборванных нищенок.
Шофер в два счета домчал их домой и даже помог с неподъемной сумкой, где на самом дне покоился увесистый пакет с рукописями. Теперь поверх него должны были лечь еще и подарки, привезенные сестрой.
— Ну, как провели время? — оживленно встретила их Соня. — По чумазой физиономии вижу, что отлично… Говоришь — видел лошадок? А ну-ка, кавалерист, бегом умываться, дед заждался… Юля, еда на